Алексей опускается на стул. Елена смотрит на него, и по щекам её скатываются слёзы. Но он не в силах поднять голову. Аля рванулась к мужу и трясёт его. Эдик срывается с места и мечется, размахивая руками и выкрикивая что-то одними губами. Аля подсаживается к Алексею.
АЛЯ. Алекс!.. Ты меня слышишь?..
Григорий Фёдорович выглядывает из-за спинки кресла, однако прячется обратно.
Алекс, тебе плохо?.. Умоляю, ответь!
АЛЕКСЕЙ. Да.
АЛЯ. Тебе дать валерьянки?
АЛЕКСЕЙ. Не надо. Спасибо. (Поднял голову, избегая встретиться взглядом с женой.)
Елена выбегает из комнаты.
АЛЯ. Успокойся, Алекс, успокойся. Право, нельзя так близко к сердцу. Неужели ты поверил?.. Ну, выпил мужик, ну завёлся. С кем не бывает? Если бы все верили слову пьяного, что было бы! Ты, главное, не думай о том, что он под конец сказал, а вспомни всё по порядку. И тогда всё распутается. Был такой пункт в его речи: о греках, помнишь? я хотела сказать: о мере. До этого пункта всё правильно говорил. Применительно к тому, что хотел сказать. Ты понял меня?
АЛЕКСЕЙ. Прости, Аля, я…
АЛЯ. Да, я вижу, тебе тяжело. Но бывают такие минуты, когда необходимо отвлечься. Тебе надо сосредоточиться. Честное слово, тебе это необходимо. Мы с Витей занимались у йога – он научил: когда что-нибудь случилось с вами, или кто-то сказал что-нибудь неприятное – надо глубоко вздохнуть и задержать дыхание. Ты, правда, не тренировался, но попробуй.
АЛЕКСЕЙ. Я, пожалуй, лучше…
АЛЯ. Нет, не торопись. Чёрт с ним, с йогом. Меня выслушай. Пойми, речь должна была совсем другим закончиться. Совсем-совсем о другом человеке. То есть один человек – тот же. Но – совсем о другом. А он к этому подошёл и как раз наклюкался. Ну, а пьяному только зацепку дай. Теперь понял?
АЛЕКСЕЙ. Аля, милая, прошу тебя…
АЛЯ. Алекс, ты меня удивляешь: нельзя быть таким эгоистом. Я громких слов не люблю, но сейчас такой момент: от тебя зависит судьба человека. И, между прочим, не чужого.
АЛЕКСЕЙ. Я выслушаю. Только прошу: не тяни. Какого человека?
АЛЯ. Я скажу, скажу. Но сначала пообещай, что всё забыл. Я имею в виду: после греков.
АЛЕКСЕЙ. Прости… Но я слушаю.
АЛЯ. Как ты не поймёшь? Если не пообещаешь, не смогу сказать. Не могу произнести имя. Потому что тогда всё бесполезно.
АЛЕКСЕЙ. Я понял. Говори: что случилось с Эдиком? (Пауза.) Если можно, без предисловий. Прости, я волнуюсь: где она.
АЛЯ. Она – в порядке. За неё не волнуйся. Если б она убежала, мы бы слышали входную дверь. Эдик все разъяснит, и ты пойдёшь на кухню, и она скажет, что всё – клевета. Что просто – глупость.
АЛЕКСЕЙ. Я боюсь сознаться… у меня такое… а вдруг она…
АЛЯ. Да что она, дура? Я хотела сказать: что она, дура чтобы клеветать на себя?! (Пауза.) Что ты на меня так смотришь? Скажу откровенно, Алекс: ты отстал от жизни. Я сейчас докажу. Только не перебивай. Ну, допустим, твоя жена когда-то там изменила. Лет двадцать назад. Я говорю: допустим. То есть теоретически. Я не отрицаю: это больно, это тяжело, но что же делать?! Все мы люди, все мы человеки. И поэтому так было всегда. Только раньше мужчины больше изменяли. Потому что женщины от них зависели. Но разве это справедливо?! Вспомни классическую литературу. Например, «Дворянское гнездо». Как там главный герой убивался, что его жена с кем-то в Париже. И какой нахал: так и не простил. А сам-то?! В наше время, если б все так поступали, и мужчины, и женщины, что стало б с семьёй, ты подумал?! Разводов и так не меряно! Я не буду других примеров приводить – ты лучше классику знаешь: все русские писатели женщин защищали. Поэтому я тебе говорю: ты отстал от жизни. Я, конечно, не считаю, что изменять – это хорошо. Но убиваться так-то уж слишком – тоже плохо. Раз случилось, я говорю: что же делать? Ты же не в «дворянском гнезде» живёшь! Все люди теперь равны, и понять надо каждого и каждую. Только тогда можно считать себя гуманным. Всё остальное – красивые слова! Кроме того, время – доктор. Главное: к тебе вернулась. Не ушла?.. Что это пот на лице у тебя выступил?.. Забыл, что ли, что мы говорим теоретически? Нельзя, Алекс, быть таким впечатлительным! Я хотела сказать, что если бы так случилось, и она б не ушла от тебя, мог бы, со временем, конечно, вполне спокойно жить. Даже собой гордиться. Потому что перед человеком действительно выбор был – и выбрала тебя. Разве это не приятно?