АЛЕКСЕЙ. Число погибших от терактов – около двухсот тысяч человек. Во всех странах.
АЛЯ. Кошмар… Неужели нельзя ничего придумать? Надо христианских шахидов готовить?
ЕЛЕНА. Партизанская третья мировая перейдёт в открытую.
ЭДИК. Что тут придумаешь? Человечество прошло точку невозврата и должно погибнуть.
АЛЕКСЕЙ. Человек не может судить: ждет нас окончательная катастрофа или временная. Типа Всемирного Потопа.
ВИКТОР. И? Что делать-то, религиовед ты наш?
АЛЕКСЕЙ. Человечество впервые стало единым. Как семья. Каждый может понять каждого – такой возможности не было никогда. Но «семья» эта увязла в многобожии: каждый отстаивает свой идеал, включая атеистов. Я верю: настанет день, и придёт Божественный Учитель для всего мира, и призовёт, подобно Иисусу: «Слушай, род людской! Господь Бог наш есть Господь единый!»
Пауза.
ВИКТОР (осушив стопку). «Свежо предание, но верится с трудом». Ну, допустим: цивилизованные народы снова станут религиозными. Сейчас-то что делать?
АЛЕКСЕЙ. «Готовность – всё», – сказал Гамлет…
ЭДИК. И – погубил всё и всех. Себя в том числе.
АЛЕКСЕЙ. То была готовность к поединку. Я же – о готовности к единству. Надо искать примирения.
ЭДИК. Ка-а-к?
АЛЕКСЕЙ. Партизанская третья мировая вот-вот перейдёт в уничтожение друг друга. Пока не поздно, мы должны найти рецепт примирения. Конкретно: христиан с мусульманами. Был такой человек в пятнадцатом веке – Николай Кузанский. Кардинал, философ, математик, астроном. Поразительно: четыре Папы не видели в нем еретика. А Джордано Бруно, его последователя, на костре сожгли. Более того: Кузанского Папа назначил своим посланником, когда была последняя попытка примирения католиков с православными…
ЭДИК. Опять про историческую личность…
ВИКТОР. И правда, как с тобой встретишься, то о Фёдорове из девятнадцатого века. Теперь аж в пятнадцатый полез.
ЕЛЕНА. Как вам не стыдно! Дайте сказать третьей координате, в конце концов.
ВИКТОР. Слушаем и повинуемся!
АЛКСЕЙ. Когда турки взяли Константинополь, они зверствовали без оглядки: ребенок ли, женщина, старик. Как теперешние фундаменталисты, посылая шахидов. Это потрясло весь христианский мир. И тогда Николай Кузанский написал опус «О мире вер». Где придумал Небесный Собор, на который Бог созвал язычников, иудеев, христиан, мусульман…
ЭДИК (Елене, вполголоса). Ясно: вертикальной координате надо высказаться.
ЕЛЕНА. Не всё же в плоскости двигаться.
Эдик отходит в сторону, о чём-то мрачно думает.
АЛЕКСЕЙ. Представители разных вероисповеданий задавали самые каверзные вопросы. Петр и Павел отвечали. Бог вердикт выносил. В результате Кузанский подводит читателя к выводу, что божественные заповеди все народы понимают одинаково. Вражда поэтому устранима! Мешают обряды и неполнота вероучительных знаний. Невероятная толерантность для пятнадцатого века! Вдобавок, для кардинала!
ВИКТОР. Судья-то – христианский Бог, раз на вопросы апостолы отвечали! Какой мусульманин это допустит?! Фантазия, и ничего больше. (Выпивает.)
ГРИГОРИЙ ФЁДОРОВИЧ. Умницы! Какие все умницы!
АЛЕКСЕЙ. Один из крупнейших философов двадцатого века Мартин Бубер сказал: «Двадцать первый век будет веком диалога или его вообще не будет». И возникло целое течение: богословие диалога…
ВИКТОР (дирижируя). И тэдэ, и тэпэ…
АЛЯ (хватает его за руку). Не паясничай. (Алексею.) Алекс, ты взрослый, энциклопедически образованный человек. Ответь мне, пожалуйста, только человеческим языком: что нам от толерантности Кузанского? Где она у фундаменталистов зарыта? В чувстве «братства»? Или в «богословии диалога»? И зачем столь эффектно и в столь подходящей обстановке ты это преподнёс?