БРЕТОН. Я много раз видел тебя на улице. Это так здорово, что я наконец-то могу поговорить с тобой.

НАДЯ. Мы всегда знали друг дружку. В прошлой жизни мы жили в большом, старом доме. Тогда мы были голыми. Мы жили, как брат и сестра. Я была сестрой. Когда звонил телефон, ты снимал трубку и кричал: «Заткнись! Заткнись!» Тогда ты был выше, красивее. Мы занимались любовью в сарае для лодок. Как брат и сестра. Там росли огромные поганки. Чудовищные папоротники. Лес всегда слушает. В нем секрет каждой загадки. Мы с тобой будем искать то место, и никогда не найдем, мы станем любовниками, и ты напишешь обо мне.

БРЕТОН. Откуда ты знаешь, что я – писатель?

НАДЯ. По запаху. Ты пахнешь, как Бальзак, оставленный под дождем. Если я попрошу тебя не писать обо мне, ты это сделаешь?

БРЕТОН. Не уверен, что могу это пообещать.

НАДЯ. Любить писателя всегда опасно. Но опасно любить что угодно. Любовь всегда заканчивается предательством. И писательство – предательство. Я могу читать мысли, знаешь ли. Все равно, как кто-то включает радио. В моей голове больше шума, чем на мотоциклетных гонках. Ты думаешь, я немного странная.

БРЕТОН. Я думаю, ты очень красивая.

НАДЯ. Большинство людей думает, что я безумная.

БРЕТОН. Большинство людей – глупцы.

НАДЯ. Нет. Только мужчины. Мужчины многое ожидают от женщин, а потом винят их в том, что они не оправдали их ожиданий.

БРЕТОН. Мне очень хочется остаться и продолжить наш разговор, но я опаздываю в театр.

НАДЯ. О, нет. Ты написал пьесу? Тогда безумен именно ты. В театрах призраков больше, чем где бы то ни было, за исключением моей головы.

БРЕТОН. Вообще-то мои друзья и я собираемся помешать показу пьесы совсем другого человека.

НАДЯ. Тогда не буду тебя задерживать. Театр мне больше всего нравится, когда все разошлись по домам. Обычно я избегаю разговоров с людьми на улице, потому что никто не понимает меня. Но мне очень хочется найти интеллигентного собеседника, который поймет, что я говорю, и все мне объяснит.

БРЕТОН. Все объяснения – ложь.

НАДЯ. Тогда скажи мне самую правдивую ложь, какую только знаешь. Потому что правда – тоже ложь.

БРЕТОН. Но если правда – это ложь, тогда это ложь, что правда – ложь.

НАДЯ. Если ты ждешь от меня чего-то осмысленного, то пришел не по адресу. Поэтому скажи, как скоро ты побираешься бросить меня после того, как мы займемся сексом?

БРЕТОН. С чего ты решила, что я собираюсь бросить тебя?

НАДЯ. А какая альтернатива? Или ты думаешь, что сможешь меня полюбить?

БРЕТОН. Я думаю, полюбить тебя очень легко.

НАДЯ. Тогда мы станем любовниками в аду, сольемся воедино в языках пламени. Слава Богу. Это такое облегчение, быть обреченной.

(Целует его и уходит).

БРЕТОН. Я обнаружил, что стремлюсь к этим повторяющимся и вроде бы случайным встречам с этой девушкой на улицах. Иногда я бродил часами, надеясь встретить ее. Когда стало понятно, что я одержим этой странной личностью, я начал размышлять над природой этого влечения, особенно о том, как любовь проявляет себя у творческих людей. Поэтому я сделал то, что на моем месте сделал бы любой…

ЛЕОНОРА. Никто другой в истории человечества этого бы не сделал.

БРЕТОН. Составил вопросник и попросил моих друзей написать ответы. (В очках, с блокнотом и ручкой. Пока он задает вопросы, ДАЛИ пытается доить Корову, которая сопротивляется, а два гигантских богомола флиртуют и таки совокупляются, после чего миссис Богомол откусывает голову мистеру Богомолу). Итак. Первый вопрос. Что за надежду вы возлагаете на любовь?

ЭРНСТ. Крошечную.

ГАЛА. Всю, что только может быть.

ТЗАРА. Горгонзола с горчицей.