Та узда, с помощью которой Маттиас пытался себя сдерживать, в одно мгновение ослабла. Раньше чем Имоджин успела убрать руки, он сжал ее в объятиях.

– Сэр? – Ее глаза расширились от удивления.

– В этой ситуации меня по-настоящему пугает лишь одно, – хрипло сказал он. – Кто защитит меня от вас?

Не дожидаясь ответа, он страстно поцеловал ее.

Имоджин на какое-то мгновение застыла, испытав внезапное смятение чувств. Она всегда гордилась крепкими нервами, никогда не падала в обморок, не испытывала слабости и головокружений. Но в этот момент она почувствовала, что близка к потере сознания.

Она часто задышала; ладони стали влажными. Мысли, которые отличались полной ясностью несколько секунд тому назад, превратились в сумбур. Все окружающие предметы вдруг куда-то отодвинулись. Она задрожала и почувствовала, как ее обволакивает сладостное, почти горячечное тепло.

Если бы она не была уверена в своем здоровье, то решила бы, что заболела.

Маттиас застонал и еще крепче прижал ее к своему крепкому телу. Она чувствовала, что его язык блуждает по ее губам, и в смятении поняла, что он хочет проникнуть в ее рот. Любопытство взяло верх, и она приоткрыла рот. Язык Маттиаса скользнул в глубину.

Имоджин почувствовала слабость в коленях. Мир вокруг нее закачался и поплыл. Она крепко ухватилась за плечи Маттиаса, опасаясь, что упадет, если оторвет от них руки.

Маттиас не сделал ни малейшей попытки отпустить Имоджин. Более того, его руки обвились вокруг нее, и она ощутила животом тугую выпуклость внутри его тесных брюк. Она понимала, что он должен чувствовать, как ее груди прижимаются к его широкой груди. Он пошевелился, чуть перегнул ее назад, и одна из его ног скользнула между ее бедер.

Ею овладели неведомые дотоле безрассудные, шалые чувства. Нельзя сказать, чтобы она вообще не имела никакого понятия о поцелуях, но не было сомнений в том, что ни холодно расчетливые поцелуи Филиппа Д'Артуа, ни целомудренные объятия Аластера Дрейка не приводили ее в такое смятение.

Это была страсть – настоящая, всепоглощающая, сжигающая.

Тихонько застонав от восторга, Имоджин обвила руки вокруг шеи Маттиаса.

– Имоджин…

Маттиас поднял голову. Его худощавое лицо было серьезным. Глаза более не казались бесстрастными глазами духа – они сверкали. Казалось, он пытался заглянуть в зеркало, которое должно предсказать его судьбу и ответить на сокровенные вопросы,

– Что это я делаю?

Наваждение пропало, мир мгновенно обрел реальность. Имоджин смотрела на Маттиаса, понимая, что он сожалеет о том, что поддался внезапному порыву.

Имоджин безжалостно отмела внезапно родившееся ощущение потери. Пытаясь взять себя в руки, она лихорадочно искала слова, которые были бы уместны в этой щекотливой ситуации.

– Успокойтесь, милорд. – Имоджин заняла руки тем, что стала поправлять шапочку. – В этом нет вашей вины.

– Нет моей вины?

– Именно так, – заверила она. – Такие вещи случаются, когда просыпаются темные страсти. У моих родителей была та же самая проблема. Все их споры всегда кончались таким же образом.

– Понимаю.

– Мы с вами ссорились несколько мгновений тому назад, и эмоции момента взяли вверх над вами и лишили вас самообладания.

– Вы так разумно мне все объяснили, мисс Уотерстоун. – Глаза Маттиаса сверкнули. – У вас никогда не бывает проблем с тем, чтобы найти нужные слова?

В глубине души у нее что-то дрогнуло. Впрочем, похоже, он не дразнил ее.

– Полагаю, что могут возникнуть ситуации, когда "же самый красноречивый человек не в состоянии отыскать необходимые слова, милорд,

– И ситуации, когда вполне достаточно лишь действия. – Он решительно положил ладонь ей на затылок и медленно наклонился, чтобы поцеловать снова.