– Позволь мне угостить вас, – мягко улыбается.

Ну зачем?

– Я сама заплачу, – смотрю меню, делаю вид, что мне плевать.

А мне не плевать. Все внутренние стены рушатся, кирпичик за кирпичиком. Надежда просачивается внутрь, размягчает цемент из обиды, который я как следует укрепила одиночеством.

– Ладно, – он утыкается в меню.

– Дядя Захал! А у тебя есть зена? – заявляет Настя, я стискиваю пальцами книжечку.

Буквы прыгают перед глазами.

Если даже он не женат, такой мужчина наверняка нарасхват у женщин его круга.

– Нет, – подмигивает ей.

– А девуфка у тебя есть? – допытывается моя малышка.

Ей так интересно! Хочет всё узнать о папочке.

– Нет.

– Надо же, – не могу удержаться от едкого комментария.

– Да, Маш, – его взгляд становится серьезным.

А я вдруг начинаю чувствовать себя капризной девчонкой. Мне рано пришлось повзрослеть. Когда родила, я оставила малышку родителям. Думала, так будет правильно.

Решила закончить учебу, но каждый день вдали от Насти был для меня мучением.

Мама с папой ежедневно звонили по видеосвязи. А я все каникулы проводила со своей крошкой. Именно тогда поняла, что вся эта карьера не особо и важна.

Если есть такое чудо, то ничего уже и не надо.

Однако потом…

– Маш, расскажи… как ты эти годы провела? Я ведь так и не спросил.

– С какой целью интересуетесь, босс?

– Мамоська усилась! – отвечает Настя, а я поджимаю губы. – Я зила с бабуфкой и дедуфкой.

– Любишь их?

– Они умелли, – всхлипывает малышка.

– Как умерли? Маш, мне так жаль… ты поэтому от мужа бежала с Настей? Потому что больше некуда?

Прокашливаюсь.

– Да, они умерли… один заснувший за рулем дальнобойщик и всё. Мы с Настюшкой сиротки.

– Силотки, – всхлипывает дочка.

– Мои соболезнования, – тихо произносит Захар, – а брат твой так и сидит?

– Да. Мы с ним не видимся.

Ежов пристально смотрит на меня.

Странно, но со временем говорить о смерти родителей стало чуть легче. Я уже не заливаюсь слезами от одной мысли. Горечь прочно запечатала мою скорбь.

– А почему?

– Он совершил преступление. Если бы против взрослого, я бы поняла, но ведь у Софии сын.

– Да, – вздыхает Захар, – Герман совершил большую ошибку.

Странно. Ежов вообще никак не отреагировал на упоминание его большой любви.

– Ты поэтому вышла за это ничтожество? – вдруг спрашивает.

– Не нужно, Захар Романович, выставлять меня дурочкой несознательной. Алексей был хорошим, заботливым мужчиной. Но все мы знаем, как вы умеете меняться в худшую сторону, – делаю глоток чая.

Ежов пристально смотрит на меня. На его губы ложится ухмылка.

– А ты коготки отрастила, да? – вижу в его глазах что-то странное.

Это восхищение?

– Жизнь заставила. Я ошиблась, но, чтобы идти дальше, нужно было признать ошибку. Для меня самое важное – моя дочь. И любой, кто попробует ей навредить, будет иметь дело со мной.

Улыбка Ежова становится шире.

– Материнство пошло тебе на пользу, Маш.

– Да вы что? – прищуриваюсь.

Он упорно пытается пробить стену моего равнодушия. Но пока она стоит… хоть и осыпается крошечными камешками к моим ногам.

После обеда мы возвращаемся в офис.

Настя долго хнычет, не хочет оставаться в игровой комнате. Ей нужен дядя Захар. Вот что мне с непослушной малышней делать? Тянет ее к нему и всё. Причем так стремительно, что я даже не успеваю придумать какой-нибудь противовес.

Ежов остается поговорить с нянечкой, а я возвращаюсь на свое место. И там меня ждет мужчина, весьма похожий на Захара.

– Здравствуйте, вы к Захару Романовичу? – под его пристальным взглядом усаживаюсь за рабочий стол.

– Вот оно что! – он растягивается в улыбке. – Кажется, я нашел причину странного поведения моего братца.