Ослушалась маму, которая строго-настрого говорила: сначала учеба, потом личная жизнь. Обо всем на свете забыла.

К горлу подкатывает ком, я вдыхаю носом немного судорожно, словно собираюсь плакать. Нет, я не плачу, я не такая. Я сильная. Не из-за чего. Правильно сказали девчонки на встрече: слишком много чести плакать о тех, кому на тебя наплевать.

Никита залезает в телефон, что-то просматривает, то увеличивая, то снова уменьшая. Я пытаюсь не смотреть на него, но не удерживаюсь. Наверное, это любопытство. Два с лишним года не видела. Опускаю взгляд на его руки и хмурюсь, костяшки правой все в маленьких шрамах. Будь такой один, я бы даже не заметила, но они рассыпаны белыми полосками всей руке.

- По ходу, ни хрена мы никуда не доедем, - вздыхает Ник, поднимая голову от телефона и продвигаясь вперед на пару метров.

- Почему?

- Пробка по всей трассе далеко вперед. С такой скоростью в Покровском мы будем не раньше часов трех ночи. Впереди вообще какой-то затор, километров через пять. Кажется, из-за снега движение может вообще встать. Треш какой-то. Здравствуй, родина, называется.

Он недовольно качает головой, я молчу. Значит, он только вернулся. Решил встретить новый год с родными? Как мило. Даже не знаю, сарказм это или действительно мило. Хотя, если верить тому, что рассказывал мне Никита, у них не очень хорошие отношения. Впрочем, не уверена, что стоит верить. В конце концов, он соврал мне в главном, что уж говорить об остальном.

Через три километра действительно остановлено движение. Народ толпится возле машин, кто-то курит, кто-то ругается.

- Схожу узнаю, что там, - кидает Ник, доставая с заднего сиденья куртку.

Я только киваю. Он возвращается минут через пять.

- Полный звездец, - качает головой. - Случилась авария, и дорогу замело, не проехать. Вроде как ищут трактор, но в такое время перспективы не очень, конечно.

Я кидаю взгляд на часы: без пятнадцати одиннадцать. Полный отстой.

- Что же делать? - задаю вопрос.

- Сказали, в километре отсюда гостиница, - он с огромным трудом выруливает на обочину и утыкает машину в снег.

- Хочешь заночевать? С утра точно придется трактор вызывать тогда.

- Не мне одному.

Гасит двигатель и смотрит на меня. От неожиданности я не отвожу взгляд сразу. Ощущение, что он хочет что-то сказать или спросить, но в итоге только бросает равнодушное:

- Ты пойдешь? - и вылезает из машины.

Я чувствую себя опустошенной. У меня ощущение, что время стирается, и я никак не пойму, почему Гордеев так холоден со мной. И в то же время между нами ледяная стена, и от нее мерзнет все тело, включая внутренности.

Я покидаю машину следом за ним. Подхожу к багажнику, Ник как раз перекидывает через плечо небольшую спортивную сумку. Дверца плавно опускается вниз, мы снова смотрим друг на друга. Искать новую попутку я точно не буду, да и вариант дохлый, ехать до Покровского полночи?

Непонятно, что этот снегопад выдаст еще, может, движение встанет повсюду. Жаль только Аленку, утром она проснется, а меня опять нет. Мама говорит, что дочь реагирует на мое отсутствие нормально.

Это, наверное, хорошо, что ей спокойно с бабушкой и дедом, но я все равно чувству внутри обиду. По-детски, знаю. Но мне без нее точно не нормально. Хочется скорее взять на руки, прижать к себе, вдохнуть запах ее волос. И тогда вот станет спокойно. Тогда хорошо.

Я кошусь на Ника сквозь узкую щель между шарфом и шапкой. Ветра нет, но снег валит, как сумасшедший.

Что бы он сказал, если бы узнал, что у него есть дочь? Испугался бы? Снова сбежал? Точно бы не обрадовался.

Все свободное пространство перед гостиницей зав ставлено машинами, большинство из которых уже завалено снегом.