- Я просто хочу сказать, что не стоит спешить, - добавляю мягко, переплетая наши пальцы. - Придет время, и я расскажу о нас маме.

Ник снова хмурится.

- А когда оно придет, Надь? Когда ты поймешь, что у нас с тобой настолько серьезно, чтобы сообщить остальным?

- Я… Я не знаю. Просто…

Он высвобождает руку.

- Просто ты так и думаешь, что я легкомысленный мажор, который решил развлечься с тобой, так? И что брошу тебя, как только мне надоест?

- Нет, Ник, я так не думаю…

- Тогда почему не расскажзываешь?

Я молчу, он усмехается. Я сама не знаю, почему. У нас с Ником все так хорошо, а я отчего-то уверена, как только мама узнает, все сломается. Она будет давить, мы поссоримся… А я не хочу ссориться с ней.

- Знаешь, Надь, - Ник кивает каким-то своим мыслям. - Я поеду. Устал.

- Ник… - смотрю на него. - У нас же все нормально?

Он криво улыбается.

- Конечно, нормально.

Тянусь и аккуратно целую его. Не сразу, но он отвечает. От поцелуя остается странное ощущение безысходности, но я уверяю себя, что накручиваю. Несколько раз оборачиваюсь до поворота за дом. Ник смотрит мне вслед, но в бьющем свете фар разглядеть его лицо почти невозмозможно.

Домой захожу с тяжестью на сердце. Кажется, все спят. Вот и хорошо. Проскальзываю в кухню и вздрагиваю: мама сидит за столом. Черт, почему она не включает свет, я так в обморок грохнусь когда-нибудь!

- Ты чего не спишь? - спрашиваю тихо.

- Можешь не шептать, отец уехал на неделю в Покровское, сосед говорит, там сейчас замечательная рыбалка.

- Здорово, - достаю из холодильника кефир и, включив лампочку на вытяжке, наливаю в стакан.

Хочется есть, но как только вижу запеченную курицу, подкатывает тошнота. Определенно, мне надо отдохнуть, пересмотреть график сна и рацион.

- Поедешь к нему на выходные? - спрашиваю, потому что тишина угнетает.

Оборачиваюсь к маме и застываю, не донеся стакан до рта. Я знаю этот ее вид - он не сулит ничего хорошего.

- Что-то случилось? - спрашиваю, чувствуя, как в области сердца как будто начинает дрожать.

- Ты мне скажи, - спокойно говорит мать, выставив перед собой руки и разглядывая свежий маникюр. - Звонила сегодня в ваш деканат, оказалось, никому ты там не помогаешь. И после последнего экзамена тебя вообще в университете не видели.

Я отставляю стакан, прикрывая глаза. Нервозность сбивает дыхание.

- Так что же случилось, Надежда?

О, как я ненеавижу это ее “Надежда”. Это значит - как раз никакой надежды на то, что все будет хорошо.

- Мам, я… - подыскиваю слова и не нахожу.

Я не умею врать, потому никогда этим и не занималась. Вот и сейчас пожинаю плоды неумения: у меня нет никакого объяснения такому поведению. Я хочу сказать, никакого объяснения, которое могло бы заставить маму смягчиться.

Снова повисает тишина. Чувствую себя так, словно лечу в бездну. Хочется поскорее разбиться уже, честное слово.

- Советую признаться, Надежда, - наконец говорит мама. - Нет никакого смысла молчать.

А я не могу. Вот не могу, и все. Я знаю, меня ждет наказание за ложь, но если мама узнает, почему я врала… Даже не хочу думать. Ник наседает, даже не понимая, что правда сделает только хуже. Я же знаю это на сто процентов.

- Я не делаю ничего плохого, мам, - говорю наконец. - Просто захотелось пожить для себя. Я очень устала от учебы и работы. Это сложно…

- Ну раз ты пропадаешь целыми днями, значит, не так уж и сложно. Я в твоем возрасте…

- Мам, не надо, пожалуйста. Я просто гуляю… С друзьями.

Мама нависает надо мной, я сжимаю зубы, становится нечем дышать. Боюсь поднять глаза.

- Алкоголь? Наркотики? Смотри на меня, Надежда, когда я с тобой разговариваю.