К сожалению, работа эта так и не пошла, иначе у нас сейчас было бы больше одним произведением великого драматурга Островского и десятью картинками замечательного художника Микешина. Почему Сытин не согласился на предложение живописца можно только догадываться. Возможно, он остался не в восторге от прежнего опыта сотрудничества, может его не устроила цена. Но, скорее всего, он просто был слишком занят и не мог отвлекаться на мелочи. Ведь письмо он получил буквально перед началом первой в его жизни художественно-промышленной выставки, которую должен был посетить сам Государь Император и на которую предприниматель Сытин делал большую ставку. Подготовка к ней отнимала все время без остатка, и на такие мелочи, как издание еще одной «народной» книжки его просто не оставалось. А Микешин и не настаивал.

Популярность сытинской продукции росла и одна литографическая машина была уже просто не в состоянии удовлетворить все далее растущий спрос. Производство надо было расширять. Только сделать это было не так просто, ведь хозяином литографии все еще числился консервативный Шарапов, просто боявшийся всяческих нововведений. Иван это прекрасно понимал. И старался как можно скорее полностью получить контроль над своим делом в свои руки. Для этого он досрочно, уже в 1878 году рассчитался с Шараповым и стал полноправным владельцем литографии. С бывшим хозяином теперь его связывала только договоренность о том, что вся сытинская продукция будет реализовываться через шараповскую лавку.

Отныне Иван получил почти полную самостоятельность, которую он так долго ждал. Ждал с надеждой и со скрытым, даже от самого себя, страхом. Страхом сына, знающего, что он навсегда покидает родительский дом и теперь ему за все придется отвечать единолично, не надеясь на то, что в любой беде он получить безусловную помощь и поддержку. В жизни Ивана начинался совершенно новый период. Период самостоятельно плавания по волнам издательского бизнеса. Вокруг плавали акулы, которые могли в любой момент проглотить конкурента. И не было уже рядом спасительного шараповского авторитета. Успокаивало только то, что пока у конкурентов не было особой нужды атаковать конкурента. Спрос на книжную продукцию рост темпами, явно превышающими рост предложения, и за покупателя пока бороться не приходилось. Да и сам Сытин постепенно тоже превращался в акулу. Пока еще маленькую, но способную, если и не проглотить врага, то пугнуть его, показав маленькие, но частые зубки. Хотя драться Иван, как мы помним, не любил. Ему больше нравилось плавать в компании себе подобных, будучи первым среди равных. И если таких вокруг не было, то их можно было создать.

Примерно в то же время, когда произошел расчет с Шараповым, литографию Сытина накрыл первый серьезный кризис. Кадровый. Увидев, насколько хорошо идут дела у хозяина, рисовальщик Мишка Соловьев вместе с печатником решили покинуть литографию и открыть собственное дело. Иван Дмитриевич удерживать их не стал. Более того, он вполне искренне пожелал им успеха и даже выпил с ними «отходную». На заработанные деньги беглецы купили старенькую машину и так же занялись печатью лубков. Дело, хоть и не с блеском, но пошло и уже скоро компаньоны, сразу не договорившиеся о своих долях в нем, перессорились и Соловьев просто вышиб из новой литографии своего старого партнера. Тот вернулся к старому хозяину и попросил взять его, по старой памяти, обратно. Но Сытин обратно брать его не стал, сказав, что на его месте уже работает печатник, к которому у Ивана нет никаких претензий и увольнять которого тоже нет оснований. Таково было официальное оправдание. На самом деле, как Сытин признался позже, он не желал принимать обратно на работу человека, уже почувствовавшего вкус собственного дела, не без основания полагая, что тот, накопив еще денег, вновь покинет предприятие. И тогда придется опять искать нового хорошего печатника, либо готовить его самому. Все это в планы Сытина не входило, и он посоветовал бывшему подчиненному открыть собственное дело. И не только посоветовал, но ссудил его необходимой суммой и помог купить подержанный станок.