Тут внимание товарищей привлекли всхлипы, доносившиеся со стороны ближайшего газового фонаря:

Некий юный поэт декламировал свои стихи. Послушать бретёра собралась толпа веселящихся беспризорников. По брусчатке грохотали башмаки сыпанувших в разные стороны обывателей.

– Драка начнётся раньше, – философски заметил Фирс, соскочив на мостовую.

В свете газовых фонарей поблёскивали медные листы обшивки паромобиля Вийта. Раздавалось потрескивание остывающего металла. Ветерок распространял приятные запахи раскалённого парового котла, пышущей жаром топки и городской пыли.

Поэт на столбе никак не унимался:

Слушатели, и без того разухабистые, вконец развеселились и стали швырять в стихоплёта камни. Один из беспризорников взялся за фонарный столб, стремясь стряхнуть бунтаря на мостовую.

– Какая удача! – воскликнул Вийт, разглядев лицо мальчишки.

Сыщик свистнул. Потом ещё раз. Цветок володимирских улиц наконец поворотил голову и увидел, кто его зовёт.

– Ну?! – буркнул Вийт, когда беспризорник приблизился.

– Всё разузнал, – ответил парнишка, в нетерпении оглядываясь на фонарь. – Нет при этой вашей госпоже Бук никакой охраны. Мадам после вчерашнего заперли на втором этаже, в доме постоянно пара слуг вьётся, оба подстарки, наверх не ходят.

– Точно?

– То мне сказала молочница, которая к госпоже Бук поднималась, – пожал плечами беспризорник, – а дворник подтвердил.

– Дай ему денег! – повернулся к Фирсу Ронислав Вакулович.

Истопник нехотя бросил парнишке монету. Та сверкнула в воздухе и в одно мгновение очутилась в чумазой ладони.

– Что ж ты госпоже Бук покоя не даёшь?.. – проворчал шофёр. – И так скандал, а тебе всё неймётся!

Дедуктивист пожал плечами и повернулся к беспризорнику.

– Не согласишься ли ты, мой друг, отнести письмо? – спросил Ронислав Вакулович. – За плату, конечно!

Глаза мальчишки вновь загорелись. Он с независимым видом кивнул и сплюнул на мостовую.

– Благодарю, – серьёзно сказал сыщик. Он обвёл взглядом внутренности паромобиля, но не увидел чего-либо подходящего. Тогда Вийт вынул из петлицы мундира бутоньерку с алой лилией и протянул её беспризорнику. – Передай это той самой госпоже Бук. Скажешь: от Ронислава.

– От Ронислава, – покладисто кивнул парнишка, забирая цветок.

Фирс, не дожидаясь приказа, достал ещё одну монетку и отдал её беспризорнику.

Тем временем анатомический поэт оказался уж совсем в плачевном положении. С десяток рук трясли фонарный столб, и юноша явственно начал с него соскальзывать.

– Оставьте того господина в покое, – сказал Вийт, продолжая с любопытством следить за перипетиями неравного сражения.

– Ну да! – мрачно пробурчал мальчишка.

Вийт глянул на Фирса, и тот достал третью монету.

– Так-то оно так!.. – замялся беспризорник, оглядываясь на своих товарищей.

– Вдвойне, что ли? А этот гений стоит такой платы? – с сомнением посмотрел на бунтаря сыщик.

Поэт был обречён. Он с трудом удерживался на трясущемся фонарном столбе и едва успевал уклоняться от летящих в него камней.

Фирс вздохнул и извлёк ещё одну монету.

Беспризорник схватил хаптусъ гевезенъ[5], замысловато свистнул, и вся ватага, заулюлюкав на прощание, унеслась. Лишь голые пятки сверкнули на перекрёстке.

Поэт, растерянно оглядывая внезапно опустевшую улицу, испуганно хватаясь за столб, пополз вниз.