Бутылку водки он высосал в одно горло, словно воду. И – никакого опьянения, адреналин пережег все. День выглядел безнадежно испорченным. Вот только… почему?

– Не дождетесь, – зло выдохнул Виталий Третьяков, человек, изрядно помотавшийся по свету, умеющий и принимать решения, и рисковать. – Хрен вам.

Кому он это говорил, осталось тайной даже для него самого, да это было и неважно. Главное – встряхнуться, взять себя в руки, а там дело пойдет. И он не ошибся. Уже к вечеру дурные мысли отпустили. И рыбалка удалась. И шашлык. Единственно, теперь он на реке чаще оглядывался по сторонам и то и дело щупал рукой лежащее рядом ружье, но с этими полезными для жизни рефлексами стоило смириться.

В среду он поехал домой, несмотря ни на что, отдохнувший и довольный. Собака, вольготно расположившаяся в багажнике, тоже выглядела довольной: набегалась, нагулялась, наловила мышей… Есть у зверюги охотничьи инстинкты, чего уж там, и хотя большую часть жизни она проводит в теплой квартире, на коврике (а когда хозяина дома нет, на диване, это Виталий знал совершенно точно), попав на природу, она со страшной силой мышкует, гоняет белок, разоряет птичьи гнезда. И не боится медведя – нарывались как-то, хорошо, в августе, когда зверь сытый и ленивый.

И все же, когда машина начала усердно наматывать на колеса километры шоссе, мысли непроизвольно вернулись к той перестрелке. Каждый вечер возвращались, и сейчас тоже, и по-прежнему крутились вокруг единственного вывода: ничего не понятно.

Как и у любого человека, у Виталия были враги. Те, которые могут плюнуть в суп или при случае, если это не опасно, в спину. Вот только были они, по его мнению, мелочью пузатой, и ни один из них не стал бы рисковать собственной шкурой. А на киллера, даже если у кого-то из них окончательно съехала крыша, они вряд ли наскребут. Да и потом, чтобы пойти на убийство, или даже на запугивание с применением оружия, нужно иметь серьезный повод и быть настоящим, с большой буквы Врагом. Ни того, ни другого у Виталия не имелось еще и потому, что он был самым обычным человеком, а не гендиректором крупной корпорации или носителем государственных секретов.

Человека, который в него стрелял, Виталий – он мог в том поклясться – видел впервые в жизни. А еще – и в этом Виталий тоже был уверен – тот был не из ближайшей деревни. Те, конечно, вполне могли учинить по пьяни разборку со стрельбой, просто решив, что городской ставит сети в исконно их местах, а потому мысль о беспредельщике из хлева появилась сразу же. Но здесь имелись два совершенно не вписывающихся в картину момента. Во-первых, расстояние до ближайшей деревни. Рыбы на реке не то чтобы богато, но хватает пока на всех, и бросок на такое расстояние просто-напросто не окупится никаким уловом. Можно наловить ближе и не хуже, не тратя горючее. Ну а во-вторых, по-трезвому местный на такое вряд ли пойдет, а тот, кто стрелял в Виталия, пьяным не был. Уж что-что, а этот нюанс он, проработавший не один год в обществе любителей принять на грудь чего-нибудь крепче чая, умел определять безошибочно.

Впрочем, через полчаса времени и полста километров расстояния Виталий решительно выбросил случившееся из головы. Для выводов слишком мало информации, так что нечего и гадать, забивая голову досужими предположениями. Пожалуй, больше всего его сейчас волновало, как бы тот ублюдок от тупой злости не поджег дом, но противодействовать этому он все равно никак не мог.

Стоило бы, конечно, в полицию заявить, но это ведь может и боком выйти. Сам-то тоже стрелял, могут и дело пришить. В моральных качествах стражей порядка, вернее, двойственности их стандартов, Виталий не сомневался ни на миг. Стало быть, отечественных, да и всех прочих сыщиков побоку, да и, опять же, незачем себя без нужды накручивать. И, врубив музыку, он вдавил педаль газа, с упоением чувствуя, как нарастает под капотом послушная ему мощь.