А еще мечтал Афанасий заслужить золотую – или, по крайней мере, серебряную – медаль «За усердие», которая в его тогдашнем представлении была наградой из наград и весьма неплохо смотрелась на черном мундире.

Ну а что околоточным нельзя без разрешения пристава покидать свою территорию, посещать питейные заведения и просить дозволения следует даже на женитьбу, Афанасия не пугало. Отлучаться от места службы ему было некуда, да и невозможно, а жениться повторно он не собирался.

Мечтал Афанасий, правда, недолго. Очень скоро стало очевидно, что подобная карьера ему не светит. Не было у него ни покровителя для поддержки, ни денег взятку дать. Да и времена постепенно изменились. После известных событий девятьсот пятого года околоточные больше занимались выявлением неблагонадежных, контролировали политических поднадзорных да наблюдали – то за студентами, то за фабричным и заводским людом.

Такая работенка была Афанасию уж вовсе не по душе.

Но однажды на его территории случилось страшное злодеяние: убийство целого семейства одного богатого еврея. К поимке преступника привлекли и городовых. Там-то и повстречал Афанасий своего закадычного в детстве дружка Ваньку Селезнева, которого не видел, почитай, лет двадцать.

Когда убивец был благополучно пойман, зашли они с Ванькой поужинать, да и засиделись до полуночи. Служил Селезнев, как выяснилось, в разыскном столе петербургской сыскной полиции, появившейся в столице совсем недавно. За рюмкой рассказывал Ванька удивительные вещи. Это уж потом Афанасий догадался, что врал его дружок напропалую, но тогда, слушая его истории о розыске преступников, Афанасий вдруг возмечтал стать заправским сыщиком и с этой целью уговорил Селезнева устроить его в сыскную часть помощником.

Думалось, что от помощника до настоящего сыщика рукой подать, ан нет, не так все просто оказалось.

Первое время Афанасий Чебнев прямо горел на работе, сам напрашивался на всякие поручения, да только без толку. Сколь ни составляй справок, ни пиши протоколы происшествий, ни рассылай объявления для циркулярного розыска, к сыскному делу тебя не допустят. Даже напротив. Полицейский надзиратель за все его старания воспрепятствовал направлению Афанасия на двухмесячные курсы начальников сыскных отделений, хотя возможность была. То ли не хотел лишаться старательного помощника, то ли взревновал, что тот пробьется куда-нибудь повыше.

Афанасий, беззлобная душа, обиды не затаил, рвения не утратил и мечту свою не оставил. А в тысяча девятьсот четырнадцатом его все же назначили на вожделенную должность полицейского надзирателя сыскной Рождественской части без всякого обучения. С началом войны ряды даже столичной полиции заметно поредели, вот и стал Афанасий Чебнев заниматься поиском преступников с жалованьем сразу по второму разряду. Пятьсот двадцать рубликов годовых, к ним столько же столовых, да плюсом двести шестьдесят целковых квартирных. А ко всему дали классный чин по должности – губернский секретарь.

И вот тут-то выяснилось, что сыщик из него не получится.

Не сразу, конечно, но и долго ждать не пришлось. Утешало, что сам докумекал – не начальство подсказало. Только радости в том было мало.

Причин для горестных выводов оказалось несколько. О некоторых Афанасий и думать не хотел, а в целом понимал: не его это дело, нет в нем сыщицкого таланту.

Наверное, он ушел бы из сыскной, да куда?

Снова в «хожалые», как называют городовых в народе? По нынешнему неспокойному времени служба эта стала не то чтобы опасной – к опасностям его приучили в сыскном отделении, – а презираемой в обществе.