Вот так Арчик стал полноправным членом человеческого семейства, а семейство обрело преданного друга и защитника. Пес вырос, как и хотелось Димке, крупным и с виду свирепым и в то же время – добрейшим, ласковым и веселым, как хотелось Лизе.
Драгоценная коллекция
Время разбрасывать камни, и время собирать камни.
Экклезиаст
Свист, раздавшийся за спиной, заставил деда оглянуться. Для этого пришлось упереться в камень обеими руками и сильно напрячь икроножные мышцы. Сзади стояли трое пацанов лет четырнадцати и нагло улыбались.
– Дед, помочь? – спросил кудрявый юнец, что стоял справа. – А то еще надорвешься… Нас потом совесть замучает.
– Тимуровцы, что ли? – Старик прерывисто дышал, на костлявых руках пульсировали синие жилы, натянутые струнами.
– Нет, дед. Отстал ты от жизни. Тимуровцы – атавизм. Ты бы еще пионерами нас обозвал. Сейчас каждый свою команду собирает. И стратегия у всех разная, и цели тоже отличаются, да и возможности теперь другие…
Старик, охая, осторожно развернулся к мальчишкам, упираясь в валун радикулитной спиной, и с интересом стал прислушиваться к говорившему.
– Вот чего ты корячишься? Делать тебе больше нечего? А техника на что? Позвоним на фирму, пришлют какой-нибудь бульдозер или экскаватор.
– Нет, спасибо. Я как-нибудь сам, ребятки,– вежливо отказался старик, вытирая рукавом блестящий, в бисеринках пота лоб.
– Дед, зря отказываешься. Мы ж с тебя не собираемся денег за помощь брать. Мы ж от души.
Все трое одинаково лениво жевали жвачку, щурились на солнце и широко улыбались.
– Так я звоню?
Старик отрицательно покачал головой, медленно развернулся и снова стал толкать камень в гору. Мальчишка, который вел диалог, покрутил пальцем у виска и снова пристал с расспросами:
– Дед, а дед. Вот скажи, зачем тебе это надо? Вроде с виду не псих… А дурью маешься.
– Пришло время собирать камни… – туманно ответил старик.
– Так ты коллекционер? Камни собираешь? Драгоценные? И этот драгоценный? Да? – затараторил пацан, с любопытством поглядывая на камень, который дед упорно катил вверх по склону.
Товарищи кудрявого паренька тоже заинтересованно уставились на валун.
Старик рассмеялся, отчего его лицо покрылось сетью мелких морщинок:
– Этот? Да. Он, пожалуй, самый ценный в моей коллекции.
– А что, есть еще? – хором спросили трое подростков, и совсем не по-детски сверкнули их алчные взгляды.
– Полно, за всю жизнь столько скопилось… там, – неопределенно махнул рукой старик в сторону темнеющей верхушки горы, зачем-то перекрестился и продолжил свой путь.
Через некоторое время он обернулся, чтобы попрощаться, но увидел, как мальчишки лихорадочно тычут пальцами в кнопки мобильных телефонов и оживленно переговариваются, уже не обращая на него внимания. Старик только горестно вздохнул.
«…Взгляни, как злобно смотрит камень, в нем щели странно глубоки… – пробормотал он так не вяжущиеся с обстановкой, с самим его образом строки Николая Гумилева. – Эх… Как камни портят жизнь нормальным людям…»
Когда вершину удалось покорить, а валун был наконец-то доставлен по назначению, взору старика открылась нелицеприятная картина. По всей поляне, которую он облюбовал, на которой старательно выстраивал свою пирамиду, были разбросаны камни. Его камни, про каждый из которых старик мог бы рассказать много интересного. Они были частью его жизни, они жили вместе с ним, и умереть они должны были все вместе. Теперь камни в беспорядке валялись на холме, а вокруг суетились предприимчивые юнцы: били по валунам кувалдами, дробили отбойными молотками, пыхтели, ругались. Кудрявый заметил старика и подошел.