– Но они же прошли! – бородач, принесший гостям еду, вскочил на ноги. – Прошли сюда! Значит, есть путь! Они смогут вывести нас отсюда!

Во взгляде бородача горело столько ожидания, что у Гюнтера защемило сердце. Проклятье! Ну почему он?! Почему именно он должен отнять у этих несчастных вновь затеплившуюся надежду? Отобрать, разбить вдребезги, разорвать в клочья?

Гюнтер встал. Оперся руками о стол. Впервые на его памяти выражение «все затаили дыхание» соответствовало действительности буквально.

– Мы едва не погибли, когда шли сюда, под Саркофаг. Я не знаю, сумеем ли мы вернуться обратно. Боюсь, нам никого не вывести за собой. Если вы не могли пройти пустыню раньше, не сможете и сейчас. Простите меня, я – дурной вестник…

– Саркофаг?! Он сказал – Саркофаг?!

– Они нас похоронили!

– Не можете вывести? Убирайтесь!

– Какого рожна вы здесь?!

– От них будут проблемы!

– Убирайтесь!

– Большие проблемы! Попомните мои слова!

– Два монстра и грязный энергет! Вон!

В руках Гюнтера возникла раковина. Накрыть зал паникой? Пусть бегут прочь? Какая-то озлобившаяся часть кавалера Сандерсона, о существовании которой Гюнтер и не подозревал, страстно желала этого. Монстр? Будет вам монстр!

– Дамы и господа! Постыдитесь!

Доктор Ван Фрассен стояла рядом с Гюнтером, вся – натянутся струна. Пальцы доктора нежно оглаживали серебряную флейту, в точности так же, как пальцы кавалера Сандерсона гладили тёплый перламутр раковины. У ног женщины сидела Фрида в барсовой ипостаси – откуда и взялась? – и умывалась розовым языком.

Вопли смолкли. Люди подались назад. В глазах собравшихся плескался ужас, как если бы раковина с флейтой уже сыграли в унисон. Публика с удовольствием сбежала бы с этого концерта, но каждый понимал: вскочить с места означает привлечь к себе особое, персональное внимание женщины с флейтой и козлоногого сатира, похожих больше, чем мать и сын.

– Спасибо за понимание, – поблагодарила доктор в мёртвой тишине. – Рада, что мы поняли друг друга.

Раковина, отметил Гюнтер. Она исчезла.

– Очень вкусный суп, – Натху лениво перебросил булаву с одного плеча на другое. – Хочу добавки!

Гюнтер решил, что сын научился говорить тонкими намёками. Но в зале, похоже, слова ребёнка поняли буквально.

– Сейчас! Я принесу!

Бородач-разносчик снова вскочил. Губы его тряслись:

– На кухне осталось…

Протолкавшись меж рядами, он бегом бросился к дверям – и те распахнулись перед ним, как если бы сработал датчик движения. Автоматика кое-где ещё действует, подумал Гюнтер – и ошибся. В дверях возникло золотистое сияние. Не сумев вовремя остановиться, бородач врезался в него и отлетел, как от стены, с размаху сев на задницу.

Двое воинов в золочёных доспехах, начищенных так, что больно смотреть, встали по обе стороны двери. Синхронно ударили в пол древки алебард, чьи лезвия тоже были отполированы до зеркального блеска.

– Проблемы! – охнул кто-то. – Я же говорил…

Размашистым шагом в зал вошёл смуглый красавец в бордовом кафтане до пят. Широкий кушак украшали тяжёлые золотые кисти.

– Светоч вселенной, опора трона…

Голос у красавца удался на диво: зычный, раскатистый.

– Могучий Кейрин-хан, да продлятся дни его вечно, оделяет вас милостью своего посещения! Падите ниц!

На унилингве глашатай изъяснялся без акцента.

Великий Космос, безмолвно воскликнул Гюнтер. Что происходит?! Его просвещённые соотечественники, не мешкая, укладывались на пол лицом к двери. Лишь посол Зоммерфельд, доктор Ван Фрассен и спокойный как статуя Артур опустились на колени. Ища поддержки, Гюнтер повернулся к Натху с брамайном. Мальчик с интересом наблюдал за происходящим, в глазах брамайна интереса не было.