– О, нет, сынок, меня не посадят на поезд.
– Не имеют права не посадить, – возразил я.
Батюшка молча вышел из лавки и уехал. Я растерялся и не знал, чем объяснить столь загадочные слова его. Открыв же выручку, смотрю на билет – и что же? На нем вместо сегодняшнего числа помечено завтрашнее… Конечно, служащий тотчас же отправился поменять билет. Но каково же было наше общее удивление происшедшему!»
В 1905 году в Оренбургской области был неурожай, так что многие из казаков не знали, как прожить их семьям во время надвигающегося голода. К тому же многих из них по случаю войны с японцами отправили на Дальний Восток. Находясь в затруднительном положении, один из оренбургских казаков написал своему брату, монаху Гефсиманского скита отцу Сергию, письмо, в котором просил известить отца Варнаву о своем тяжелом положении и попросить совета, как быть ему теперь и продавать ли домашний скот за неимением корма. Отец Сергий сообщил обо всем старцу. Батюшка на это спокойно ответил:
– Бог пошлет – все будет.
– Да время-то уж прошло ведь, батюшка, когда же это будет?
– Ах, какой ты маловерный! У Бога время не прошло – и в сентябре урожай будет!
И что же? Оказалось, когда отец Сергий получил письмо от брата, с того времени пошли дожди, трава и хлеб поднялись, и был хороший урожай. К сентябрю, по уведомлению от брата отца Сергия, вся станица запаслась хлебом, кормом для скота и семенами…
Как уже говорилось, всех приходящих старец называл «сынками» и «дочками» и никогда никого не называл на «вы» – всегда на «ты». Среди «сынков» был, например, обер-прокурор Святейшего Синода В. К. Саблер[14] и даже император Николай II, пришедший с покаянием к старцу в начале 1905 года. О содержании беседы императора со старцем Варнавой точных сведений нет. Достоверно известно лишь то, что именно в этот год Николай II получил благословение на принятие мученического конца, когда Господу угодно будет этот крест на него возложить…
Кроме устных наставлений иеромонах Варнава вел обширную переписку, едва успевая давать необходимые ответы, касающиеся неотложных нужд вопрошающих. Получаемую со всех концов России и даже из-за границы корреспонденцию, содержащую в себе по большей части исповедь или открытие сокровенных тайников скорбящих душ, батюшка после просмотра всегда уничтожал. Но случалось, что иные письма старец и не распечатывал, говоря, что «отвечать на них не нужно»…
Глава 17. Ржавое золото
Телефонный звонок оторвал меня от книги. За чтением я позабыл про деньги для фотоателье; у меня даже появилась уверенность, что все обойдется, хотя оснований для этого не было никаких, скорее, наоборот…
И вот этот неожиданный звонок. Звонил антиквар. Он извинился, что звонит не по поводу книги и ее покупателя, просто у него есть для меня нечто интересное. Что? Большая старинная литография с изображением Иверского Выксунского монастыря. Ведь я же им так интересовался!
– Зачем мне литография? – не понял я.
– Как это зачем? – удивился антиквар. – На стену повесите! Она потертая, конечно, и с небольшими потерями, но зато – из обители и относительно дешево!
«Ну, допустим, повешу я ее на стену, – подумал я. – А потом как? Буду перевозить с места на место? Она же вовсе рассыплется!»
И тут вдруг как осенило: мне-то она явно ни к чему, а вот архимандриту Георгию из Лавры, который пишет книгу о старце Варнаве, может понадобится в качестве иллюстрации! Все эти потери при значительном уменьшении совсем не будет видны! Заодно будет прекрасный повод познакомиться с этим батюшкой и узнать еще что-нибудь о старце… Хотя… денег-то на литографию все равно сейчас не было!