— Вот и все, - довольно сообщаю.

— Хорошо, спасибо, — робко произносит девчонка и снова прячет глаза, а я вдруг чувствую, что меня дневного света лишили. Странно это, непривычно.

Останавливаемся у больницы, прямо у центрального входа. Тут же раздаются недовольные сигналы водителей. Да плевать.

Вокруг приемного покоя всегда суета. Люди — медработники и пациенты — снуют туда-сюда по лестнице, внизу постоянно останавливается такси. Здесь с Миланой ничего не случится.

— Идемте.

— Здесь, наверное, очень дорого, — мнется она.

— Я заплачу. Не переживай.

Нацепляю на глаза солнечные очки, найденные в бардачке. Обхожу машину, открываю дверь Милане. Она осторожно вылезает из машины, едва заметно морщась. Ее боль очевидна.

Что же.

Как только ее хорошенькие ножки оказываются на асфальте, я подхожу и с легкостью подхватываю девчонку на руки. Она только охнуть успевает.

— Извините? — хмурится она. — Но лучше я сама.

— Нечего терпеть боль, когда ее можно избежать, — улыбаюсь во все тридцать два, глядя на ее смущение.

Милана не протестует. Умная девочка.

Двери приемного покоя тихо разъезжаются.

— Нам срочно нужен хирург! — громко заявляю.

Ко мне тут же прибегает медбрат.

— Что случилось? — взволнованно спрашивает он.

— Эта девушка разодрала коленки, их срочно нужно обработать, — твержу. Волнение на лице медбрата тут же меняется на раздражение. Он скупо кивает на твердую кушетку.

— Ожидайте, — припечатывает он металлическим голосом.

Опускаю Милану на землю, подхожу к медбрату так, чтобы она нас не видела. Достаю из кармана сто долларов и даю ему.

— Окажите этой девушке лучший прием, обработайте ее ноги. Если узнаю, что вы отнеслись халатно, будет плохо лично тебе, — тихо обещаю.

Парниша понимающе кивает, прячет купюру. Хлопаю его по спине, поворачивая к Милане.

— Он говорит, чтобы ты следовала за ним, — озвучиваю по-английски, потому как уверен, мысли медбрата, хотя он и рта не раскрыл, только зыркает на меня внимательно.

Милана кивает, встает.

— Подождите, сейчас кресло привезу. Чтоб не больно идти было, — бубнит медбрат.

— Умный малый, — хмыкаю по-арабски и обращаюсь к Милане уже по-английски: — Нужно кое-что подождать.

— Ты часом не принц, раз твои приказы так легко выполняются? — улыбается девушка.

Знала бы ты, как попала в цель.

Но я только отмахиваюсь:

— Всего лишь у меня здесь связи.

— Да ну? — не верит она. Хочется хлопнуть себя по лбу. Я ее на таком драндулете привез сюда, что сам бы в своих словах усомнился.

— Ага. Дальний родственник, — придумываю на ходу.

Тем временем медбрат подкатывает кресло, жестом показывает сесть сюда. Мила тяжело вздыхает и подчиняется.

Они быстро трогаются с места, как будто парниша только и мечтает от меня отмазаться.

Девушка, поняв, что я остаюсь, оборачивается.

— А вы? — недоумевает она.

— Прощайте, Милана, был рад познакомиться. Поправляйтесь, — улыбаюсь ей. Медбрат закатывает глаза.

— Я очень благодарна вам за помощь, — искренне произносит она. Улыбка, чуть грустная и при этом такая настоящая, застывает в памяти, как бывает, западает в душу произведение искусства. Невольно запоминаешь все в деталях, каждую черточку, особенно когда понимаешь, что вам больше не суждено встретиться.

— Езжайте домой в Россию, — говорю напоследок, медбрат чуть раздраженно толкает кресло вперед, и они с Миланой скрываются за дверьми.

Подхожу к дежурному администратору, кладу ей еще несколько сотенных купюр, обговариваю детали и выхожу на улицу. В покореженную машину нет никакого желания садиться. Поэтому вызываю себе такси класса Люкс.

В тонированный салон не проникают утренние лучи, и мне вдруг подумалось, что не скоро они проникнут и в мою душу.