– Я думаю, следующим летом тебе стоит пойти со мной в Берген матросом, – как бы случайно обронил Андерс.

От этих слов у Вениамина подозрительно повлажнели глаза.

За работу он будет получать деньги, спать будет в кубрике вместе с матросами. Если во время вахты будет травить за борт, у него удержат из жалованья. Они ударили по рукам, ничего не сказав об этом Дине.

Храня их общую тайну, Вениамин чувствовал себя более взрослым. Однажды он увидел у себя на верхней губе пушок, который вырос за одну ночь и стал темнее. Вениамин торжественно взял опасную бритву Андерса и забрался на стул, чтобы лучше видеть себя в зеркале, висевшем над комодом. Но его рука, на которую он смотрел в зеркало, дрожала. Он даже порезал себе нос. С кровоточащим носом ему пришлось обратиться за помощью к Дине. Она не бранила его, лишь взглянула на бритву и промыла порез, чтобы остановить кровь.

– Я просто играл, – сказал он, стараясь обратить все в шутку.

– Я понимаю. На этот раз порез зарастет. Но в другой – ты отхватишь себе полноса.

Он кивнул и скользнул мимо нее в дверь.

– Ждать недолго, скоро эта забота будет преследовать тебя каждый день! – крикнула она ему вслед.

Он остановился и, не удержавшись, крикнул ей в ответ:

– А ты не знаешь, о чем мы с Андерсом договорились! Это наш с ним секрет!

Дина вышла на площадку лестницы:

– О чем же вы договорились?

– А вот увидишь! – крикнул он и бросился вниз.


Всю зиму и весну Вениамин интересовался только тем, что имело отношение к Бергену. Он вытащил картины и книги, когда-то привезенные оттуда. Кандидат Ангелл не мог ничем помочь Вениамину. Сам он никогда не бывал южнее Трондхейма.

После ухода Андерса на Лофотены в усадьбе не осталось ни одного человека, который хоть что-то знал бы о Бергене. Вениамин вздохнул с облегчением, лишь когда Дина призналась ему, что знает о Бергене все. И действительно, ответила на все его вопросы, хоть и коротко.

Вениамин быстро сообразил, что нельзя спрашивать о Бергене ночью, когда они с Диной бодрствовали из-за криков русского. От этих вопросов глаза у нее становились злыми.

Наконец птицы с гомоном принялись вить гнезда, скот выпустили на пастбища, и Вениамин изумился, что в состоянии испытывать столь глубокую радость после всего, что он пережил.

Однажды он понял, что Ханна вовсе не радуется вместе с ним его предстоящей поездке, и очень удивился. Это уже слишком! Она не имеет никакого права дуться на него!

– Пойми же: я мужчина, а ты женщина! – Он глубоко вздохнул, стараясь не показать, что ему тяжело нести по коробке в каждой руке.

– Я помню, как ты кричал и плакал, когда Дина уезжала без тебя, – сказала Ханна, вытирая лицо.

– Это было давно, – высокомерно, по-мужски ответил он.

– Может, меня уже здесь не будет, когда ты вернешься!

– А где же ты будешь?

– Это еще не решено.

– Значит, я не смогу навестить тебя, если не буду знать, где ты. – Он усмехнулся.

– Дурак!

– А ты умная, если хочешь сбежать из дому, потому что я уезжаю в Берген!

– Без тебя у меня здесь никого не будет! – жалобно сказала она.

Он огорчился и поставил ношу на землю.

– Когда я вырасту и сам все буду решать, ты всегда будешь ездить со мной!

– Когда это еще будет, ты растешь так медленно!

– Даже если я останусь небольшого роста, я все равно буду взрослым и буду сам все решать! – отрезал он и толкнул ее. – Я и сейчас больше, чем ты! Замарашка! – Он схватил свои коробки и побежал вниз по склону.

– Я совсем не то думала! – крикнула Ханна ему вслед.

Они помирились еще до его отъезда. Ссора была тяжела для обоих. Вениамин обещал привезти ей в подарок куклу с фарфоровым личиком и настоящими волосами.