Наутро приходит Ваня, палицу хватает и ну её туда да сюда повёртывать да над собою помахивать… На взгляд профана и впрямь штуковина получилась славная. А Ваня взял да и засунул её себе под мышку, а потом как пластилиновую вокруг левой руки и обернул её в этакий змеевик.

Ох, он и рассердился! Железяку негодную с руки затем стянул, прочь её отшвырнул да и орёт ковалю:

– Врёшь ты, Рагул! Не то! Не из моего металла ты палицу сковал – барахло это, ага!

А затем поуспокоился немного и заявляет непреклонным тоном:

– Короче так, Рагуляка! Ежели ты к завтрему, закопченная харя, не скуёшь из гвоздика, тебе данного, доброй палицы, то я и тебя, плут, поколочу знатно, и всю твою кузню развалю на фиг! Так-то вот!

И ушёл.

Перепугался кузнец премного, видит – парень точно с ума-то свёрнутый! – где ж это было видано, чтобы из гвоздика еле видного палицу себе заказывали ковать! Да уж коровий сын этот Ванька – шут его знает, чего от него ждать!.. Кликнул он голосом заполошенным своих сыновей и приказал им немедленно всю пылищу у кузни просеять, а гвоздюгу проклятущего найти. И сам первый искать его кинулся.

Вот искали они, искали, чуть надежду уже не потеряли, да наконец-то нашли. Обрадовался Рагул очень, бросил гвоздик тут же в огонь и наказал сыновьям мехи раздувать живо. И тут он видит – ёж твою образину! – принялся гвоздь в пламени расти и вскорости в большую-пребольшую гвоздину он превратился. Как раз для заказанной палицы в нём металлу и оказалось. Раскалился в огне металл, – ярче солнца, кажись, засиял, – а глядеть на него не больно!

Почал его кузнец ковать довольно и такую вскоре палицу сковал прикольную, каких дотоле отродясь не выковывал. Чуть ли не с него была она длиною (а росточка Рагулишка был не дюже большого), с одной стороны ручка была удобная с шишаком, а с другой – кончик не дюже острый. Вроде посоха железного с виду палица оказалася, и на грозное орудие брани она вовсе даже не смахивала. А как была она готова, то ни сам коваль, ни вся его семья бригадно и пошевелить её не смогли, не то что поднять. И так, и этак они пробовали – ни в какую не поддавалася! Вот уж воистину чудеса!

Поутру Яваха за заказом заявляется и первым делом палицу – хвать! Да и принялся вертеть ею да играть и вроде бы как с супостатами воображаемыми сражаться. А потом ка-а-к брякнет палицей об колено, да только от боли аж взревел он: палке-то сей никакого ущерба, а на колене зато синячище выперся здоровенный.

Ну, Ванюха тогда и вокруг руки её завернуть попытался и вокруг шеи – да где там! – та и не гнулась даже ничуточки, не то чтобы в дугу сгибаться.

– Вот теперь та что надо у тебя получилась палица! – восхищённо Яван восклицает. – Спасибо тебе, Рагулище, удружил!

Щедро он мастеру за работу заплатил и прямиком на царский двор стопы свои направил. А там уже и сборы заканчиваются. Народ окрестный кучно собрался: царское их величество хмурый стоит на личность, царица-матушка горько плачет, а кухарка Одарка воплем вопит да курицей кудахчет… Сынишек своих они провожают да последним родительским вниманием кровинушек окружают. Гордяй со Смиряем у родителей благословения напутственного испрашивают да выслушивают его краем уха, а Ванюхе-то не у кого его спросить, да только завет матушкин он и так в сердце своём не уставал носить.

Попрощались брательники со всеми, на коней богатырских затем уселися и поехали, куда глаза их глядели. Клубочек Праведов Яваха из кармана вынул, на землю его кинул, и покатился клубочек волшебный по известному ему лишь пути. А за ним и братья в неизведанные края пустилися.