* * *
А теми своими действиями на Сухаревке гордился в особенности. Правда, Треугольный выжил все таки, говорят – недоработал, значит, Цыган. Его потом свои же, из НКВД, из того люка вытащили полуживого, только он, слава богу, уже не помнил ничего.
И замочили его потом тоже свои – машиной переехали . Ладно, все равно был не жилец при этих своих умениях…
Правда, Викентий Иванович рассказывал, что имелся у НКВД еще некий Афанасий Хведорук, тоже находка Глеба Бокия, – тот раз в сто превосходит этого Треугольного по своим способностям; интересно, смог бы тогдашний Федуло и его перехитрить? И вообще – посмотреть бы в деле на этого самого Афанасия!
Но того прячут особо тщательно, едва ли их дороги когда нибудь пересекутся, – так он думал, когда впервые услышал об этом Афанасии.
А теперь мог предположить, что когда нибудь да и пересекутся их пути дороги. Потому как случайно узнал, что и на Васильцева тот Афанасий тоже, оказывается, подрабатывает.
Что ж, поглядим, кто кого!
Но как ему хотелось, чтобы Васильцев знал, как спас его тогда какой то неведомый ему Федуло с Сухаревки!
Да что толку? Дела прошлые. Другие теперь времена, и другие, совсем другие к нему подходы нужны.
Что ж, будут ему и другие…
Глава 7
Ложный след. Состязание
Утром Катя отправилась искать другие каналы для добычи новых документов, а Юрий, заперев окна на все шпингалеты и еще раз строго настрого приказав Полине сидеть тише воды, отправился по следу. В кармане лежало имевшееся у него еще со времен Тайного Суда удостоверение на имя капитана государственной безопасности Блинова.
В двух автопарках, обслуживавших бригады пескоструйщиков, его клятвенно заверили, что ни одна машина с подъемником не пропадала ни на минуту. Серьезность удостоверения была достаточным залогом того, что ему не врут.
Зато в третьем автопарке начальник повел себя как то неуверенно, и Васильцев сразу же на него насел – произошло де в Москве уже три крупных ограбления с использованием такой вот пескоструйной машины с подъемником, так что, если он, начальник автопарка, не хочет, чтобы его заподозрили как соучастника…
Тот прикинул все плюсы и минусы своего молчания и наконец выдавил:
– Да Колька Шурыгин баловал вчера…
Васильцев пожестче взял его в оборот и в конце концов выяснил: молодой водитель автопарка, некто Колька Шурыгин, вчера утром выехал на машине с подъемником, не захватив с собой бригаду, а вернулся лишь после шести вечера, причем как он вернулся живым, черт его знает – пьян был настолько, что на ногах не держался и внятных слов не произносил. Машина, однако, целехонькая стояла у ворот автопарка – подвез, видно, кто нибудь его, сукиного сына.
Но больше, как пообещал начальник, ноги этого Шурыгина тут, в автопарке, не будет, кроме как при подписании обходного листа… И в общежитии доживает последний денек, потому как он, начальник автопарка, уже дал коменданту соответствующее распоряжение…
Через несколько минут Васильцев входил в безлюдное среди трудового дня рабочее общежитие.
На стук в дверь комнаты, где последний день обретался Шурыгин, никто не ответил. Из под двери густо сочился запах разложения.
Юрий поднажал плечом, легко выдавил какой то несерьезный шпингалет – и самого чуть не вывернуло наизнанку. На полу валялись растоптанные шпроты вперемешку с окурками и квашеной капустой, на столе тухли объедки вареной колбасы и залитые пивом ошметки недожеванной рыбы. Надо всем этим роились жирные мухи, довершая картину чьей то вчерашней трапезы. Форточка была закрыта, оттого в комнате стоял смрад, как от перестоявшейся помойки.