А в эту общечеловеческую массу вкраплены, как алмазы в толщу каменноугольного пласта, редкие единицы, рожденные, как и первые, от обыкновенных женщин и мужчин, но претерпевшие, в дальнейшем, новое духовное рождение, в виде обретения в себе способностей сверхчувственного восприятия.

Так как эти «дважды рожденные», эти гении, эти воистину «сверхчеловеки»{166} появляются в самой различной общественной среде, то и судьба их в нашем мире бывает весьма различною.

Вероятно, некоторое число их проходят в жизни никем не замеченными; другие рано замыкаются в исключительно созерцательную жизнь, достигая порой «великих вершин святости», предполагающей в людях, в конечном счете, расширенное ведение мира и Бога.

Иногда они получают способность творить то, что мы называем чудесами, – исцелять больных, предвидеть будущее и т. п.

Но бывают и примеры, когда такие «сверхлюди» не порывают с миром ординарных людей, разделяют даже с ними общие интересы, страсти, увлечения и, – о, ужас! – заблуждения, но в то же время неизмеримо глубже нас проникают в сущность бытия и мироздания и обладают способностью посвящать и нас немногими словами в тайны «касания мирам иным»{167}.

Пушкин принадлежал к числу именно таких людей, о чем можно найти множество «документальных» доказательств в его творчестве.

Сам он посвятил нас в тайны своего «второго рождения», – наступившего для него в момент пробуждения поэтического дара, – и внутреннего процесса художественного творчества.

Не буду затруднять длинными цитатами. Напомню лишь начала этих поэтических откровений:

Первое:

Второе:

А доказательство истины этих стихов, – вообще изумительно правдивых, – разве не видим мы в факте, что Пушкин времен кишиневских скандалов, да и ссоры с Дантесом – Геккерном{168}, и автор «Пророка» один и тот же человек.

Полно! – действительно ли Пушкин только «человек»?

По плоти, – разумеется, да! Но, – по духу?

Когда Том Мур{169} сжег дневник Байрона{170}, Пушкин выступил в защиту этого вандализма.

«Светской черни мало было видеть Байрона в единоборстве с общественным мнением чуть не всего мира, мало наблюдать его среди пожарищ воскресающей Греции: ей подавай Байрона… на стуле! – писал Пушкин одному из друзей.

Ординарным людям приятно думать, что величайший поэт своего времени и ест, и пьет, и спит также, как они, и, конечно, они с радостью ухватились бы за его дневник.

Так врете же, он и ел, и пил, и спал, да не так, как вы»!{171}[65]

Да, и Пушкин был человеком, и притом, – грешным человеком.

Но в то же время он был и гением, а потому и грешил-то не так, как ординарные люди, и грехов его не надо ни скрывать, ни соблазняться ими.

Во всяком случае, он обладал вполне свойствами, которые древние эллины приписывали своим богам: совершенным чувством меры и вечной юностью, – несмотря на раннюю зрелость.

Со дня его смерти прошло сто лет. Сто лет это три человеческих поколения.

А раскройте книгу его творений, и на вас пахнет свежестью прекрасного раннего утра.

Много ли писателей на Руси, которые не устарели, или не устареют, через сотню лет после кончины?

А вместе с тем, чьи же произведения лучше отражают эпоху своего автора, чем пушкинские?

И как ни подыскивая похвальных эпитетов творчеству этого национального нашего гения, какими восторгами ни отвечай на зов его музы, – все не придумаешь ничего лучше одного надгробия времен итальянского Возрождения: