— Ты что себе позволяешь? — Марк нахмурился.

— На хрена ты отказался от выгодного предложения?

Молодой человек в ответ удивленно поднял брови, сложил на груди руки.

— Выгодное? Кому?

— Нам всем.

— Дейви, Нэйт, по-вашему, торговать наркотой — это и есть настоящий хороший бизнес? По вам, я вижу, уже плачет тюрьма.

— Ты не понимаешь, Марк, это настоящие деньги. Имей ты хоть двадцать клубов в Америке и здесь, они не принесут и малой части той прибыли, которую мы можем получить с первой же поставки.

— Я уже сказал — я не буду связываться ни с одной из гангстерских группировок: ни с «Hell’s Angels», ни с «Mongols MC». Знаете ли, как-то не  хочется заработать свинец в башку.

— Ты поставил нас всех в такое положение, и тебе придётся идти с нами до конца.

Марк замер. Он не может поступиться принципами даже ради больших денег. Ещё никогда он не предавал себя и не сможет это сделать сейчас. Тогда что, уйти? А как же все эти годы, едва ли не дружеские отношения с Дэйвом и Нэйтом, взлёты, падения, достижения? Мужчина стиснул зубы.

— Нет. Мне с вами не по пути.

По губам Нэйтана скользнула презрительная улыбка.

— Складываешь крылышки, приятель?

— Да он просто струсил.

Марк увидел злой блеск в глазах Дэйва, пожал плечами:

— Вы же знаете, как я ненавижу кокс и иже с ним. Не хочу пачкать свой бизнес.

— Наш, — поправил Нэйтан.

— Теперь ваш. Я забираю свою долю и ухожу. На запад. Надоело всё... — Усталость вдруг накатила на него, придавила тяжелым комом. Больше всего на свете он хотел, что б эти двое ушли, оставили его одного. Завтра же подпишет бумаги, а сейчас... Да пошло всё куда подальше! Впервые в жизни захотелось вернуться в тихий Калгари. Марк окинул взглядом партнеров. — Ну что ж, в добрый путь. Без меня.

***

Кевин только-только начал проваливаться в сон, как резкий звонок телефона едва не заставил подскочить с кровати. Сын.

Мужчина нахмурился — первый час ночи. Марк вообще редко контактировал с ним, а в такое время... Сердце защемило. Кевин переживал, что их отношения в последнее время катились под откос.

— Привет, — он постарался унять тревогу в голосе.

Марк, как всегда, начал с места в карьер:

— Отец, я возвращаюсь в Калгари.

— Надолго?

После краткого молчания Марк холодным тоном заявил:

— Что непонятного в слове «возвращаюсь»?

— Значит, ты, наконец, решил взяться за ум?

— Да.

— Марк, ты всегда можешь рассчитывать на место в нашей компании. Рад, что ты бросил свои забавы.

— Никто ничего бросать не собирается. Просто я решил делать все самостоятельно, в одиночку.

Кевин тяжело вздохнул. Час от часу не легче.

— Хотел спросить, ты выставил дом на продажу?

— Да.

— Я хочу его купить.

— Так ты серьезно? Хочешь осесть в Калгари?

Марк рассмеялся.

— Буду покорять прерии. В конце концов, чем черт не шутит. — Кевин пожевал губами. Сына, по-видимому, не переубедить — вбил себе в голову, что развлекательный бизнес успешнее нефтяного. Что ж, ещё пожалеет. — К тому же я не прочь опробовать Европу.

Кевин представил, как Марк приезжает в Москву, и они вместе с ним ходят по центру города, он ему рассказывает про быт русских людей, потом они пьют кофе в местном «Tim Hortons». Все-таки парень наполовину русский, а в жизни своей не был на родине предков. Да и язык неплохо подтянуть.

— Приезжай сюда, Марк, — неожиданно вырвалось у Кевина.

Тот рассмеялся.

— С ума сошёл?

Они ещё немного поговорили и распрощались. Разговор с сыном невольно вселил надежду, что их отношения вот-вот наладятся. Кевин поудобнее подоткнул подушку под щеку, укрылся одеялом и закрыл глаза. Губы сами расползались в улыбке.

 

18. Глава 18

Олег прошел в ванную, плотно закрыл за собой дверь. Сегодняшним утром он был раздражён. Мало того что Ирина не давала спать ему всю ночь, но ещё ее отпрыск позвонил и сообщил, что прилетает в Калгари. Насовсем. Олег сжал кулаки. Так хорошо жилось без всяких ненужных гостей. За полгода, проведённые с Ириной, ему так и не удалось познакомиться с Марком. Тот был занят и встречался с матерью в основном за чашечкой кофе в «Starbucks» по соседству. И слава богу. Когда Олег узнал, что сын его невесты младше его самого на каких-то четыре года, то был крайне удивлён. И удивлён неприятно.