(Набоков В. В. «Весна в Фиальте»)

«Я ничего не сочиняю, я пишу жизнь…»

А еще проще и, более современно об этом сказано у Фредерика Бегбедера во «Французском романе»: «Моя книга готова – осталось только ее написать».

И вот я ничего не сочиняю, я пишу про жизнь Ильи, сына моего.

«Закончив» детский сад, Илья одновременно отучился в первом классе.

Это был городской эксперимент отдела народного образования: программу первого класса дети изучают, посещая садик старшей группы в шесть лет.

Режим сна, обеда и отдыха не нарушается, однако, переодевшись на 2—3 часа в школьную форму, ребятишки превращаются в первоклашек, и это их очень забавляло.

Таким образом, во второй класс Илья отправился в 7 лет.

Но еще, также одновременно по окончании садика, он сдал экзамены в музыкальную школу по классу фортепиано, и начал «изучать» музыку.

Правильнее будет сказать, что это я так решила, так хотела, чтобы мой сын учился в музыкальной школе, хотя Илья мечтал и бредил художественной.

А я, уверенная в том, что мне необходимо воспитывать своих детей в лучших традициях аристократических семей русского дворянства (филолог, что с меня еще возьмешь) полагала, что художественная школа вторична: потом пусть будет, после музыкальной, ибо три школы для семилетнего ребенка многовато.

Маленький Илья не унывал.

Тем не менее, начиная с 4-х-5-ти лет, этот мальчик, такой энергичный, подвижный и жизнерадостный, мог сидеть часами: целый день, не теряя сосредоточенности (главное: ему не мешать) за своей удобной парточкой – сидеть, рисуя, клея самолетики и кораблики, конструируя что-нибудь…

Такая маленькая парточка, соединенная с кожаным креслицем (тоже эксперимент середины 80-х годов, но уже – мебельный), которую я «достала» тогда по большому блату.

Именно за ней он мог долго сидеть и рисовать, перенося бесконечные, порой фантастические сюжеты нереальных историй, непрерывно возникающие в его детском воображении, на бумагу.

Мы всегда удивлялись и одновременно переживали – ну как же: не ест, не пьет, не хочет гулять, тогда как за окном могло роскошно существовать красивое, яркое, солнечное и зеленое сибирское лето, пронизанное звонкими радостными детскими голосами, криками, раздававшимися во дворе, где беззаботно бегали, играли и смеялись их счастливые обладатели.

Илья рисовал.

В музыкальной школе учился хорошо, но не ровно. В минуты, когда она его несказанно «доставала», он мог благополучно «забыть» про домашнее задание.

Ирина Ивановна, учитель музыки, говорила, что Илья подает большие надежды, он просто талантлив, и нужно только больше заниматься.

Оно и понятно: во-первых, мальчик (хотя девочек всегда в два раза больше, и они в два раза прилежнее), во-вторых, проявляющийся талант, а также физические данные (пальцы рук подходящие), врожденный вкус в отношении всего – не могли остаться незамеченными.

Но беспечный ребенок Илья не придавал такой своей природе никакого значения (много позже оценил!), а Ирина Ивановна также многое ему прощала.

– Илюшенька, чего твоя душенька желает сейчас больше всего, скоро ведь 15 марта, наш с тобой День рождения? – как-то вечером, уже перед сном, спросила я своего сына.

– Я хочу, – нимало не задумавшись и не смутившись, – отвечает мне Илья, – чтобы я завтра пошел в музыкальную школу… – я замерла, и душа моя возрадовалась, а Илья продолжает, – и вот я прихожу, смотрю: а она сгорела… – жалко, конечно, но что, мама, поделаешь. Такова суровая правда жизни! – стоит ли описывать изумленность, изобразившуюся тогда на моем лице.

Не посмеяться тогда от души над этой шуткой поводов у нас не существовало.