Здравствуй, брат мой, в милости Божией здрав будь. От сотника твоего, Макара Владимировича, через знакомых узнал о твоей службе во Пскове, отчего и рад за тебя. Пишу я, дабы возвестить радостную весть о том, что жена моя Елена тяжела стала, а значит, ты станешь вскоре дядей, и род наш малый милостью Божией приумножится. Прошу, пиши ко мне как будет возможность, ибо мне очень важно знать о жизни твоей.

При сем письме тебе посылаю мир и здравие. Брат Иван».

Вот это новость – еще вчера из родни у меня, кроме брата, никого не было, и вот теперь я скоро стану дядей. Сказать, что я был приятно удивлен – это ничего не сказать. Ощущение того, что жизнь не стоит на месте, а движется, несмотря ни на что, переполнило меня. Я испытал двойственное чувство: с одной стороны, была легкая обида за то, что моя невестка, явно зная о своей беременности, ничего мне не сказала, хотя с другой, брат, конечно, имел полное право узнать первым об этом счастливом событии. Но тут мои думы очернила мысль о возможной смерти моей в предстоящем деле, и я представил, как огорчится брат, узнав эту весть. Мне вдруг захотелось отменить все, взять свои слова назад, но я прогнал эти мысли, прекрасно понимая, что подобные действия лягут черным пятном не только на меня и брата, но и на еще нерожденного ребенка.

Подумав и решив ничего пока не сообщать брату о походе, в котором приму участие, я уговорил Иванко отправиться в нашу деревню за припасами уже сегодня. Выдав ему оговоренную сумму денег, я, забрав с собой четверть круга хлеба на обед, отправился на работу с мыслью, что в ближайшие дни все хозяйство будет взвалено на мои плечи, но иначе можно не успеть приготовиться к предстоящему делу. И тут в голову пришла идея, что мне смогут помочь мои вчерашние знакомые: Марфа сможет приготовить еду, а ее сын Данилка справится с лошадьми. Решив так, я взял еще с собой небольшой мешок ржаной муки и вышел из дома.

На улице в это время было тихо – как обычно, люди просыпаются к утрене, но наш брат должен к этому моменту уже стоять на посту и, следовательно, из дома надо выходить гораздо раньше. Утро же выдалось сегодня слегка прохладным, туман, родившийся еще на заре, к этому часу уже поднялся высоко и из последних сил сопротивлялся взошедшему недавно солнцу. Но свет, как известно, сильнее тьмы, и небесное светило медленно и неуклонно пробивало своими лучами путь к земле и, судя по всему, обещало сегодня нам, грешным, теплый денек. Наблюдая за этим божьим действом, я не заметил, как со спины ко мне подошел Влад, мой сосед и сослуживец, и поздоровался, тем самым отвлекая от созерцания окружающего мира. Перекрестившись в сторону купола церкви, я поздоровался в ответ, и мы вместе, как обычно, пошли на работу.

Не пройдя и ста шагов, мы повстречали идущих к нам навстречу десяток стрельцов. Они шли, строем подвое, одинаково одетые и вооруженные. При взгляде на стрельцов я ощутил идущую от их порядка и слаженности силу, не то что у нас дворян: добираемся до работы кто как сам желает. Разминувшись с ними, я не без воинской зависти посмотрел им вослед.

Пройдя до конца улицы, мы с Владом повернули к Толокняной башне и вскоре прежде услышали, чем увидели идущих из переулка людей. Подойдя ближе, я увидел, как к нам приближается мой друг Ждан со своим послужильцем Васильком. Я обрадовался этой нечаянной встрече, особенно если учитывать то, что мы с Жданом сейчас видимся редко, так как служим в разных десятках.

– Доброе утро, Ждан, – опережая друга в намерении начать разговор, сказал я. – Как у тебя дела?

– И тебе доброго утра, – радостно ответил он. – Слава Богу, хорошо, а у тебя?