Чем его могла обидеть Зоя Михайловна? За какие грехи он отнял у неё любимого? А в том, что она безумно любила мужа, я не сомневалась. Поразительно насколько сильно можно любить человека, чтобы даже после его смерти сорок лет оставаться одной. Хранить ему верность. Любить его... Невозможно. Просто невозможно... У меня на сердце - плита гранитная.

Почему в моей бывшей школе нет стационарного телефона?! Господи, какая я дура. Будь умнее, давно могла бы узнать адрес у Зои Михайловны. Уже позавчера бы отправила ей письмо. Попросила бы в нём женщину не волноваться обо мне. Рассказала бы, что я хорошо добралась, что справилась с непривычным для себя большим городом. Разобралась в нём...нет. Ладно. Бессмысленно себя ругать. Наивно донельзя, но я верила, что моё обещание достигнет адресата, что даже через разделяющие нас километры, учительница почувствует, что я не забыла её.

"Никогда не забуду. Устроюсь тут и приеду к вам. Помогу во всём, приберусь в классе, разберусь с документами, рассортирую книги. Мне просто жизненно важно отблагодарить вас. Увидеть ещё раз, убедиться, что вы хорошо себя чувствуете. Сделать для вас пусть и мелочь, но...".

Когда в комнату залетел огненный ураган, я перестала жевать и вспоминать прошлое. Настолько сильно меня потряс вид Маши. Подбежав ко мне, моя соседка остановилась прямо передо мной. Присмотревшись к ней повнимательнее, я увидела, что губы у Маши мелко подрагивали, полупрозрачные ручки же истерично путались в яркой копне рыжих волос.

— Они едут. Аня, они едут, - прошептала Маша и принялась рвать на себе волосы.

Она ума сошла?

На мой немой вопрос лишь стала наматывать круги по комнате.

Маша не объяснила мне толком, что случилось и я логично, что не поняла: "Кто едет?", "Куда приедет?" "А главное - «когда»?", "Чем Маша так сильно взволнована?"

Поставив на компьютерный стол остывшую и ставшую гадкой на вкус лапшу, я поднялась с кровати и пересекла комнату. Взяла за плечи подпрыгивающую от малейшего шума Машу. Яркая девушка-закат шуганулась в моих руках последний разочек, судорожно вобрала в лёгкие кислород и остановила на мне взгляд побитой собачки.

— А-а-аня, - запрокинув голову назад, страдальчески простонала Маша. — Что нам делать?!

Глупо у меня спрашивать: «Что делать?». Откуда мне знать, когда она не рассказывала, что стряслось?

— Они будут тут с минуты на минуту.

Да-а кто "они"-то?

— Гадкий Пашка. Он отомстил мне. Рассказал поздно о том, что они возвращаются. Нам поздно бежать... Поздно. Слишком поздно.

— Кто, Маша? От кого нам бежать? О ком ты? Ведёшь себя так, словно к нам в скором времени заявятся сами всадники Апокалипсиса,* - я нервно хихикнула.

Маша же побледнела от моего предположения так сильно, что стала походить на жмурика. Подбородок девушки задрожал, сама она стала белее полотна, глаза же наполнились слезами. Нахмурившись, я насильно усадила Машу на кровать. Суетливо налила из хрустального графина воды в стакан.

— Успокойся, Маш, - попросила я её, подходя. – Возьми себя в руки. Попей и расскажи мне спокойно, что произошло.

Я протянула Маше воду, но...

— Ты не понимаешь, - ударила меня по руке соседка и подскочила на ноги.

Стакан, выпав из моей ладони, улетел на кровать. Не разбился, лишь по одной из граней расползлась тонкая трещина. Вцепившись мне в запястье двумя руками, Маша впилась в моё лицо взглядом с явным оттенком сумасшествия в нём. Она даже и не заметила того, что вода, заливая покрывало, побежала по нему вниз... Затекла под кровать... Печально я прикинула сколько же мне времени понадобится для того, чтобы убрать натворённый Машей бедлам. Залезать под кровать и убирать лужу воды. А, возможно, что даже и двигать односпальную, но от этого не менее тяжёлую кровать, точно придётся мне. Маша этим заниматься точно не станет. По ней видно, что ей не до того.