– Все точно, товарищ Кротов! Я – начальник поезда. Ошибка исключена. И ответили вы точь-в-точь как надо. Я, конечно, понимаю, конспирация и прочее. Но мне не впервой. Можете не сомневаться. Ответственность понимаю.

«Явно, больной. Объясняться бессмысленно», – решил Виталий Петрович и устало произнес:

– Ну ладно, давайте! – Сопротивляться было бесполезно.

Усатый в форме с галунами и звездочками на рукаве довольно улыбнулся:

– Ну и хорошо! А то я уж испугался.

– Может, все же не надо? А? – спросил Виталий Петрович, приподнявшись на локте и расписываясь в большой амбарной книге. – Может, в другой раз? На обратном пути?

– Не могу. Дела! – Истолковал по-своему его слова начальник поезда и, заулыбавшись, добавил: – Постараюсь забежать перед прибытием. Если удастся. Дел невпроворот.

– Не надо забегать, – вяло запротестовал Виталий Петрович.

«Боже, как все нелепо! – Он увидел себя со стороны – в синих тренировочных штанах, прихваченных снизу носками, с помятым лицом, в полутьме вагона. – А мог бы в мягком. Халат, дорогая сигара, кофе, коньяк, дорожный несессер. Холеный, уверенный, немного утомленный жизнью… Тьфу!»

Виталий Петрович сунул телеграмму под подушку. Вытянулся. Потер кулаками затекшую спину. Сильно скрючившись, с трудом сел на полке, упершись головой в потолок и свесив ноги в проход. Мерно храпела сердобольная женщина. Внизу напротив уютно спала жена, обняв дочь.

«Могут спокойно обойтись без меня», – подумал он, достал телеграмму, аккуратно спустился вниз и вышел в коридор. Вонь стояла просто чудовищная. Из тамбура несло блевотиной. Раскрыл телеграмму: «Не в службу зпт а в дружбу тчк Приятное с полезным тчк Комнату сняли тчк Паарле 12 тчк Впрочем извини тчк Как хочешь тчк» В конце неразборчиво: то ли «последи», то ли «не наследи». Он тяжело взглянул на синюю дверь туалета с отломанной ручкой. Смял телеграмму и сунул ее в карман тренировочных, подумав: «Пригодится еще…»

В проходе появилась темная фигура. Он напрягся и принял боксерскую стойку. Узнал усатого начальника поезда, расслабился.

– Виталий Петрович, забыл сказать! Передали-то неразборчиво. Где телекс? – запыхавшись, проговорил усатый.

– Какой телекс? – не понял Виталий Петрович.

– Виноват! Телетайпограмма. Где она?

– Вот она. – Виталий Петрович вынул смятую бумажку.

Начальник поезда неодобрительно покачал головой и аккуратно разгладил листок.

– Вот тут. – Он ткнул пальцем в текст. – То ли «последи», то ли «не наследи». Я также неразборчиво и написал. Чтобы соблюсти. Документ как-никак! Ну, вам-то уж понятно про что! – Уважительно улыбнулся. – Такая работа. Ну и деньжатки зато неплохие, – как бы пояснил сам себе.

– Я инженером на ящике, – зачем-то сказал Виталий Петрович.

– Конечно, инженером, – охотно согласился начальник поезда и, помолчав, добавил: – На ящике. А я вот на поезде начальником. Каждый, как говорится, на своем месте. – Хитро, понимающе прищурился. – Да, чуть не забыл. Могу посодействовать с купе. Желаете?

– Да уж ехать-то всего ничего! Раньше надо было, – отказался Виталий Петрович.

– Раньше не было сообщения, – пояснил усатый. – А сейчас действительно поздно. Да и вы можете себя раскрыть. Вдруг за вами наблюдают? Я, когда шел, несколько раз проверялся. Телевизор смотрим, знаем, что к чему.

Виталий Петрович отвечать не стал. Это было уже слишком. Хотя говорить с народом любил.

– Ну, теперь вроде все. Пока! – заключил усатый.

– Пока, – отозвался Виталий Петрович.

Начальник поезда отошел, повернулся и весело с укоризной произнес:

– А вы – ошибка! Стали бы тогда в карман складывать? А? – Но, наткнувшись на неподвижный взгляд Виталия Петровича, поспешно закончил: – Ну все-все! Пока! Не могу, дел по горло!