Ретроспективно вырисовывается неприглядная картина.
Винер:
"… если вы попросите метео-ролога дать аналогичный \каталогу звёзд\ перебор облаков, то он рассмеется вам в лицо или, быть может, терпеливо объяснит, что в метеорологии нет понятия облака как определенного объекта, остающегося всегда более или менее тождественным самому себе, и что если бы таковое и существовало, то у него, у метеоролога, нет средств сосчитать облака… Метеоролог со склонностью к топологии, пожалуй, мог бы определить облако как связную область пространства, в которой плотность воды, имеющейся в твердом или жидком состоянии, превосходит некоторое значение. Но это определение не имело бы ни для кого ни малейшей ценности и описывало бы в лучшем случае весьма преходящее состояние."
Скажите, а люди всегда ли остаются тождественными самим себе?" «Удетерон»
«И вновь, за полосой депрессии, начинался подъём, невероятный и столь же бессмысленный, как само существование мироздания.» «Сквозь сны», с.53.
Быстро пробежав глазами несколько страниц, скорочей понимает, что послание адресовано Конслаеву.
Конслаев – последний гений прединтернетовского эона. Скорочей. Тот читал всё, что появлялось пред его всеохватным взором напечатанным или написанным от руки. И что немаловажно – всё понимал с полуслова. Сохранился список прочитанного Юр Юричем во время его работы над романом-эссе «Сквозь сны». Далеко не полный список. Всё, что не касалось романа либо касалось других его произведений, не вошло в этот перечень из более чем тысячи наименований.
Перебираю ветхие страницы списка, великодушно подаренного мне Ю. Ю. Власенко.
<…>
«Бывший «Гумфонд», который уже во время печатания моих верлибров переименовался в «Новую литературную газету», вдруг вспомнил меня в лице Дм. Кузьмина. Того самого, который просил моностихи (что за дикое название! Есть же для стихотворений в одну строку простое русское обозначение «удетерон») для составляемой им антологии моностиха. Он прислал предварительную публикацию «Из «Антологии моностиха»» в журнале «Арион» (М., июнь 1996 г.) со своей вступительной статьёй. В «Из…» есть и моя строчка, или, лучше сказать, и моё значительное произведение: На тот свет из этой темноты.»
«В полдень Никита Фирсов прилег около маленького ручья, текущего из родника по дну балки в Потудань. И пеший человек дремал на земле под солнцем, в сентябрьской траве, уже уставшей расти здесь с давней весны. Теплота жизни словно потемнела в нем, и Фирсов уснул в тишине глухого места. Насекомые летали над ним, плыла паутина, какой-то бродяга-человек переступил через него и, не тронув спящего, не заинтересовавшись им, пошел дальше по своим делам. Пыль лета и долгого бездождия высоко стояла в воздухе, сделав более неясным и слабым небесный свет, но все равно время мира, как обычно, шло вдалеке вослед солнцу…»
В этом послании для меня интересно то, что человек прилёг возле ручья, название которого совпадает с моей фамилией: Ланин – левый приток реки Потудань. протекает в Репьёвском районе Воронежской области. Таким не совсем обыденным манером я впадаю в рассказ Платонова.
Дальше – больше. «Насекомые летали над ним, плыла паутина…» – в рассказ впадает стихотворение Власенко «Паук». Вот оно:
В пространстве плавает паук,
Держа лучи во рту.
В локтях согнул он восемь рук
И обнял пустоту.
Сверяя с нею свой чертёж,
Он точностью томим.
Но вместе с истиною ложь
Всегда стоит над ним.
Что – пустота? Что суть её?
Но мыслить обречён,
Пронзив лучами бытиё,
Плывёт в пространстве он.
«Мыслить обречён» – ключевая фраза в этом стихотворении. Мыслящему не дано понять суть небытия, пустоты…