– Извини, – сказал я Орацио, который лишь кивнул. Затем я направился к Валентине и Маттео. По какой-то необъяснимой причине мне не понравилось, что Валентина казалась совершенно спокойной в обществе Маттео. О его обаянии ходило много слухов.

– Думаю, теперь настала моя очередь, – произнес я отрывисто, подойдя к ним.

Рот Маттео дернулся.

– Конечно. Кто может долго оставаться в стороне от такой таинственной красоты?

Затем он поцеловал руку Валентины, отчего у меня закипела кровь. Открытая провокация свидетельствовала о черной ярости, которая весь день дремала, скрытая под тонким слоем контроля. Валентина схватила меня за руку, прежде чем я успел решить, принесет ли мне убийство Маттео удовлетворение, необходимое для войны с Семьей. Ария была достаточно умна, чтобы оттащить Маттео.

– Думала, ты хочешь потанцевать со мной?

Слова Валентины прервали поток моих мыслей. Я притянул ее к себе и повел в танце.

– Что он сказал? – спросил я.

– Хм?

– Что тебя рассмешило?

– Он пошутил про кусты.

На лице Валентины мелькнул намек на смущение.

– Ему следует быть осторожнее.

– Думаю, он немного напрягается из-за проблем, возникших между ним и Джианной.

– Насколько я слышал, он всегда был ветренным, даже до своей связи с дочерью Скудери.

– Не все такие управляемые, как ты.

Если бы она знала, сколь мало я хочу держать себя в узде сегодня вечером, она бы так не говорила.

Я почувствовал облегчение, когда банкет подошел к логическому завершению, и мы с Валентиной сели в мой «Мерседес» и поехали в принадлежащий мне особняк. Я не мог избавиться от чувства, что предал сегодня Карлу, обещание, данное ей, нашу любовь, которая не давала мне полностью утонуть во тьме, но я надеялся, что хотя бы со стороны выгляжу собранным, контролирующим себя. Но мне надоело держать себя в руках, надоело сохранять видимость хладнокровия, когда я хотел кипеть от злости и крушить все на своем пути.

Прошло много месяцев с тех пор, как я в последний раз был в «Палермо» и выпустил хотя бы часть упорно сдерживаемой ярости. Можно было бы подумать, что моя жизнь предоставляет достаточно возможностей для снятия напряжения, и я, конечно, постарался принять участие в максимально возможном количестве нападений, чем в предыдущие годы, но этого оказалось недостаточно. Вместо того чтобы успокоить бушующие в моих жилах ярость и печаль, каждый акт насилия, казалось, разжигал новый, более жаркий огонь в моей груди. Валентина бросила на меня взгляд, возможно, обеспокоенная отсутствием общения, но я не мог вести светскую беседу, по крайней мере, не сейчас.

Я пытался проявлять к ней уважение как к своей жене, но для этого нужно было не потерять контроль над собой, а сейчас мое самообладание было под угрозой. Весь вечер я боролся с собой. Я злился на ситуацию, на все, даже на Валентину, что было неразумно, поскольку этот брак был даже не ее идеей. Я гордился своими способностями строить логические связи, но прямо сейчас эмоции преобладали над всем остальным и грозили разрушить образ, который я создал.

Я крепче сжал руль, направляя машину на предельной скорости к особняку, который почти двенадцать лет был домом для нас с Карлой, а теперь станет и домом для Валентины. Даже это казалось святотатством. Валентина бросила на меня еще один любопытный взгляд, но я не позволил ей заглянуть за маску. Я провел ее в дом и поднялся по лестнице в нашу спальню.

Я взглянул на декольте Валентины, ее соблазнительные изгибы. Может быть, я смогу избавиться от напряжения, сковавшего мое тело. После танца Маттео с ней и благодарных взглядов, которые бросали в ее сторону другие мужчины, я чувствовал потребность заявить на нее свои права. Я никогда не относил себя к пещерным людям, никогда не действовал в соответствии со своими низменными потребностями, но долгое время моя темная натура не находилась под неусыпным контролем. С Карлой я был сдержан, никогда не испытывал потребности или желания заняться с ней грубым сексом. Она была бухтой спокойствия в моей жизни, той, кто взывал ко всему, что есть хорошего во мне, к той части моей натуры, которую я хотел бы чаще демонстрировать окружающим, но понимал, что это невозможно.