– Извините, что втягиваю вас в это, госпожа Мерсье, – прошептал Матиас мне на ухо, продолжая улыбаться журналистам.

– Что, по-тихому нельзя было все сделать? Я же не отказалась вам помочь, офицер, – ответила я, хмуро глядя перед собой, не считая себя обязанной гримасничать перед репортерами.

– Дело не в вас. Я все расскажу. Только чуть позже.

– Очень надеюсь, что меня устроит это объяснение, и оно сможет компенсировать то, что вы заставляете меня тут изображать звезду желтой прессы.

– Обещаю, что буду стараться изо всех сил! – И теперь ослепительная улыбка офицера Тёрча была адресована только мне, и, кажется, вспышки замелькали еще чаще.

Как только Лионели закончил свою пламенную речь, от журналистов тут же посыпались десятки вопросов. В основном они были адресованы Матиасу и связаны с вновь открывшимися обстоятельствами в деле того самого маньяка. Тёрч, выступив чуть вперед, с достоинством и без лишних слов и движений отвечал на них. Я даже слегка залюбовалась, привлеченная его уверенной позой и манерой говорить так, что у собеседника просто не должно возникнуть сомнений в том, что все сказанное им – чистая правда. Поэтому слегка растерялась, когда из толпы выкрикнула какая-то девица:

– Госпожа Мерсье, а какие отношения связывают вас и звезду мотофристайла Северина Монтойю? Из проверенных источников нам стало известно, что он уже дважды посещал вас на рабочем месте, и ваше общение было весьма эмоциональным! Вы любовники?

Я моргнула, не зная, как, собственно, на это ответить, а репортеры, словно стервятники, тут же подхватили тему и стали просто засыпать вопросами о Монтойе. Если честно, просто ненавижу толпу, а толпа, еще и требующая от меня чего-то, вообще пугала меня до чертиков. Спас меня офицер Тёрч, шагнувший так, чтобы частично заслонить меня от направленных в мою сторону микрофонов и объективов, и абсолютно спокойно сказавший:

– Не вижу, как данные вопросы относятся к заявленной теме этой пресс-конференции, господа. Думаю, если вы хотите поговорить с госпожой Мерсье по этим вопросам, вам следует договориться с ней об этом заранее, если она вообще согласится. А теперь извините нас – время весьма дорого!

И он, не слушая возмущенные вопли журналистов, втащил меня в здание.

– Простите меня, госпожа Мерсье, что втянул вас в это. Я не думал, что возникнут подобные вопросы, – шагая к лаборатории рядом со мной, смущенно говорил он.

– Вы привезли останки? – прервала я его.

Довольно с меня мужчин, старающихся воздействовать на мою жизнь и манипулировать мною так или иначе.

– Да. Я сам доставил их сегодня утром.

Мы дошли до моей лаборатории, и я развернулась в дверях.

– О результатах я сообщу вам позже, – раздраженно сказала я.

– Я могу остаться и кое-что объяснить вам, – заглянул мне в лицо Матиас.

– Это может подождать, я не люблю посторонних в своих владениях, – отрезала я.

– Но госпожа Мерсье… – начал Тёрч.

– Позже! – И я захлопнула дверь перед его носом.

Я прожгла взглядом обеих своих бестолковых лаборанток, прекрасно осознавая, кто был теми «проверенными источниками», о которых говорила девица с микрофоном. Это, типа, такая женская месть. Я отказалась хоть как-то обсуждать с этими пустоголовыми причину появлений тут Монтойи, и они отомстили мне подобным образом. Хотя, думаю, они разболтали бы об этом в любом случае.

И снова градус моей злости на Монтойю поднялся еще выше. Он причиняет мне беспокойство и отравляет жизнь не только в моменты своего присутствия, но даже тогда, когда его нет поблизости. Подонок!

Мои ассистентки сочли за благо заняться изображением бурной исследовательской деятельности, дабы избегать снова встречаться со мной взглядом. Я тоже решила выдохнуть и вернуть себе душевное спокойствие единственным реально действующим методом – работой.