– Ну вот и отлично, Нина Андреевна, – улыбнулся я, – но мои слова в ресторан передайте.

– Конечно, – она понятливо улыбнулась, – обязательно.

– Спасибо, тогда я переоденусь, приму душ и спущусь на завтрак, пусть приготовят мне что-нибудь не сильно тяжёлое для желудка, – попросил её я, – и ещё мне нужно звонок в Москву сделать, можно будет организовать это от вас, чтобы не ходить далеко?

– Это будет чуть дороже стоить, чем на почте, – предупредила она меня, но, поймав мою ироничную улыбку, тут же поправилась: – Конечно, приходите, я всё обеспечу и другим своим сменщикам обязательно скажу о вас.

– Благодарю вас, Нина Андреевна, как редко можно в наше время встретить понимающего человека, – попрощался я с ней.

Буквально через час, когда я спустился вниз и выбрал столик для себя, большинство обслуживающего персонала санатория была про меня уже в курсе. Ко мне бросались все, стоило только попросить, иногда даже в ущерб простым отдыхающим, и я никого из них не разочаровывал, если мне и правда угождали, то три рубля, а то пять, терялись в руках заботливых людей.

Позавтракав лёгким овощным салатом и яичницей с ветчиной, я запил всё неплохим кофе и, кивком поблагодарив официантов, отправился звонить.

– Дима? – спросил я, услышав знакомый голос.

– Да, Иван, привет, сидел ждал твоего звонка, как и договаривались.

– Ну что? Вы разобрали накопившиеся письма?

– Ты специально копил пять мешков, чтобы мы в этом погрязли? – недовольно буркнул он.

– Дима!

– Разобрали, – поспешил он не раздражать меня, – как ты и говорил, в большинстве оскорбления и маты, но есть и просьбы о помощи, то детским домам, то школам. Видимо, твои пламенные речи в поездке по стране дали свой результат. Многие обращаются за помощью.

– Что-то интересное есть про насилие над детьми? – спросил я, хотя и так знал, что есть. Поскольку сам попросил Иру написать их и положил в мешки с общей корреспонденцией, которые натаскали ко мне почтальоны.

– Да, Женя нашёл одно из Невинномысска, – сказал он, – тебе пишет мама пропавшего там Николая Добрышева, что её сын исчез пять лет назад, а милиция не делает вообще ничего, чтобы его найти. Просит помочь ей. А я нашёл письмо из Новошахтинска, – продолжил он, – написано неровным детским почерком, что учитель, некто Андрей Романович Чикатило, трогал её за запретные места во время дополнительных уроков. Она жаловалась другим воспитателям школы-интерната, директору, но никто не послушал, хотя то же происходило и с её подругами.

– Отлично, возьми из моей заначки деньги, купи билеты ко мне и обратно на завтра, я встречу тебя, заберу их, – попросил я его, – если что ещё будет интересного, пиши телеграмму, я надолго остановился в этом санатории.

– Договорились, хорошего отдыха, – иронично сказал он.

Я молча повесил трубку, он знал, что мы пропускаем соревнования, но не понимал причин, а потому весьма печалился вместе с остальной командой о том, что не поедут в Финляндию и не заработают.

Поблагодарив администратора, я отсчитал деньги за разговор и направился на пляж, прикидывая в уме порядок своих действий.

«Поскольку Чикатило ещё не начал убивать, то, пожалуй, начну с него, – решил я, – его милиции сдавать бесполезно, ну, отсидит лет пять, а как выйдет, примется за свои зверства, так что с ним придётся разобраться самому, а вот Сливко, насколько я помню, уже убил к этому году, его мы сдадим по всем правилам нашим доблестным органам».

Пошёл я на пляж с единственной целью – сполоснуть ноги в море, но, увидев, сколько там людей к этому времени лежит на берегу, передумал. Кильки в консервной банке под маслом и то вольготнее лежат, чем отдыхающие на пляже. Казалось, ноге негде ступить, везде виднелись разной степени загорелости тела соотечественников. Когда я вслух посетовал на это, один гражданин с усмешкой сказал сходить на другие сочинские пляжи, чтобы убедиться в том, что «Жемчужина» ещё является приличным местом. Я так и сделал, вызвав такси, которое провезло меня по основным пляжам, где я и убедился в том, что он сказал правду. Насыщенность береговой линии человеческими телами была какой-то невероятной, хотя возящий меня таксист сказал, что вот в августе-сентябре, если я приеду, вот тогда по-настоящему пойму выражение «селёдки в бочке».