Темно-каштановые волнистые волосы легкой укладкой, закрученные внутрь, спадали на ее плечи. Принцесса отличалась пронзительным острым взглядом удивительных желтых, будто звериных, глаз и двумя пухлыми полосками ярко-алых губ. Одетая в белую рубашку достаточно большого размера, чтобы не сжимать увеличивающийся с каждым месяцем живот, она носила красную прямую юбку по колена, темные колготки и черные туфли на каблуках. Сейчас же, учитывая обстоятельства, она стояла босая. Сама принцесса не отличалась высоким ростом, как и ее мать, но славилась своим сложным характером, в котором все более отчетливо прослушивались протестные нотки.

На широкой пышной кровати небрежно лежала ее серебряная тиара. С каждым днем корона сильнее сдавливала ее голову. Мария наотрез отказывалась ее надевать.

Стоя у окна, она одной рукой придерживала большой живот, а другой спину, успевшую выгнуться дугой.

Мария Леконт все чаще вспоминала слова матери, и ее образ, говорящий ей эти слова, каждый день возникал перед ней. Поначалу принцессе казалось, что у нее начались галлюцинации из-за беременности. Но потом она осознала, что сама умышленно и нарочно вызывает для себя образ матери.

Только что Амелия поцеловала дочь в щеку и исчезла из комнаты с теплыми словами, которых Марии так не хватало:

– Я горжусь тобой, дочка моя. Я тебя люблю, Машенька.

Так случалось все чаще и чаще.

Погрузившись в благодарную тишину, Мария не осталась в ней надолго. Двери ее комнаты распахнулись, и на пороге появились двое: ее отец и доктор акушер-гинеколог Алерайо.

– Мария, ты не занята? – обратился к ней отец.

Она закатила глаза, развернулась к Селивану лицом и ответила ему холодным взглядом, не удовлетворив его вербальным ответом.

– Доктор Алерайо хотел бы послушать сердцебиение плода.

Мария не выдержала и поправила отца:

– Ребенка.

– Да, прости, милая. Конечно… ребенка…

– Твоего внука, если ты еще не понял. Как может дедушка называть своего наследника плодом?

Она снова закатила глаза и села на край кровати. Мария резкими движениями пальцев начала расстегивать пуговицы рубашки, начиная от нижней.

Освободив живот, она позволила доктору Алерайо выслушать сердцебиение ребенка с помощью деревянной трубочки с воронкой – стетоскопом.

Доктор Алерайо ей никогда не нравился. Это был высокий сгорбленный тощий старик с трухлявыми руками, множеством морщин, бритой головой и скверным взглядом. У него отсутствовала добрая половина зубов во рту. Единственный плюс в его защиту – как специалисту своей области ему не было равных.

Доктор Алерайо никогда не снимал своего белого медицинского халата и всегда носил с собой фонендоскоп на шее, стетоскоп в руке и еще черный чемоданчик с необходимым медицинским инструментарием и лекарствами на все случаи жизни.

– Добрый день, принцесса. Как ваше самочувствие?

– Неплохо, доктор.

– Неплохо? Раньше вы говорили, что все хорошо.

– А вы раньше не придирались к моим словам?

Селиван не сдержался:

– Мария! Перестань!

Она слегка высунула голову из-за Алерайо и смерила отца нахальным взглядом, сказав ему:

– Что еще мне перестать делать, папочка?

Селиван не смог ответить на этот упрек дочери.

– Тогда помалкивай и не мешай мне и доктору Алерайо общаться.

Селиван держал свои комментарии при себе. Он явно не желал вспылить на таком ровном месте.

Именно!

Это было еще очень «ровное место».

– Не могли бы вы прилечь?

Мария молча легла на спину.

Тогда доктор стал класть свои ладони на живот принцессы, чтобы выявить положение плода. Он применил несколько простых акушерских приемов, чтобы понять, куда нужно приложить стетоскоп для прослушивания сердцебиения.