«Повесть» подробно описывает, как почувствовавший приближение смерти князьинок несколько раз отправлял гонца к святой Февронии – сказать ей, что он умирает. Святая же Феврония просила его подождать немного, пока она закончит вышивать пелену для храма. Когда же в третий раз послал Петр сказать, что не может больше ждать, – отходит ко Господу – Феврония оставляет вышивание и умирает вместе с ним. В этом описании «Повести» вторят и местные предания.
Житие же и летописи описывают кончину святых Петра и Февронии более прозаично – без подробностей о троекратном призыве князя и просьбах княгини подождать пока она окончит вышивку.
Но в одном источники единодушны – святые супруги отошли ко Господу в один и тот же день. Это произошло на Светлой Седмице – в апреле 1228 года.
Первое чудо
По кончине святых встал вопрос об их погребении. Житие говорит об этом событии очень сдержанно: «После кончины блаженного князя Петра вельможи и бояре оплакивали его, как отца, горожане – как заступника своего и защитника, бедные вдовы и неимущие пропитания – как своего кормителя и помощника. Честные тела святых князя и княгини с торжеством проводили все жители города и похоронили их в одном гробе в городе Муроме».
Но местные предания и «Повесть» рассказывают о том, что всем показалось странным и неправильным, что супруги, принявшие монашество и разошедшиеся по обителям, будут почивать в одном гробе.
Поэтому гроб князя поставили в кафедральном соборе – в княжеской усыпальнице, а княгини, согласно «Повести», в Воздвиженском храме (по некоторым местным преданиям – в Успенском храме).
Гроб же, приготовленный для себя святыми супругами, остался без употребления. Но на следующий день после погребения тела святых Петра и Февронии обрели именно в этом гробу.
И даже после этого, подчеркивает «Повесть», святых вновь попытались разъединить, переложив в разные гробы, – и лишь тогда, когда супруги вновь соединились в одном гробу – все, узрев в этом волю Божию, похоронили их в нем.
Первое чудо положило начало народному почитанию князя и княгини.
Почитание святых Петра и Февронии
Точное время и обстоятельства обретения мощей Петра и Февронии неизвестны. Известно, что в XV – начале XVI века, еще до общероссийского прославления на соборе 1547 года, уже существовало почитание благоверных князей Петра и Февронии. Центром их почитания, конечно же, был Муром.
Но не только – в отличие от современной ситуации, когда святых Петра и Февронию просят о помощи в делах семейных – тогда они считались покровителями царственного рода. Начало такому почитанию святых положил государь всея Руси – Иван III. В 1446 году, после того, как великий князь Василий Васильевич был захвачен и ослеплен своим двоюродным братом Дмитрием Шемякой, дети великого князя Иван – будущий Иван III и его брат Юрий – нашли приют в Муроме. Это стало одним из самых ярких впечатлений детства княжича Ивана. С тех самых пор он весьма почитал чету святых муромских князей. Став великим князем, он совершил паломничество в Муром, дабы помолиться у гробницы тогда еще местночтимых святых Петра и Февронии.
Сын Ивана III – великий князь Василий III – не столь почитал благоверных князей Петра и Февронию. Но, уважая память своего отца, до конца дней своих сохранявшего благодарную память о Муроме, пожаловал муромскому соборному храму, где тогда находилась гробница святых Петра и Февронии, участок пахотной земли в честь этих святых.
Большим почитателем муромской княжеской четы был митрополит Московский, святитель Макарий. Готовя общероссийское прославление этих святых, он тщательно изучал местное предание и службу, составленную святым Петру и Февронии, муромскими уроженцами Пахомием и монахом Михаилом. Как известно, именно святитель Макарий поручил священнику Ермолаю – будущему иеромонаху Еразму – составить официальное житие святых благоверных князей Петра и Февронии. К сожалению, из этого благословения святителя Макария ничего не вышло – о. Ермолай, изучив все местные предания и легенды, написал «Повесть о Петре и Февронии» – произведение лирическое и романтическое. Впоследствии оно пользовалось огромной популярностью, но было совершенно непригодно для «Четьих-Миней» – официального житийного сборника, который предполагалось читать в Церкви.