– Корсин Вебер, ты планируешь причинить вред вахтенному Демиду Марзоеву? – спросил Исаченко, но перед этим включил диктофон.
Их разделял широкий стол. Демид и старпом Родионов находились за спиной Корсина. В углу сидел Зиновьев. Этот сухопарый старик постукивал по медицинскому чемоданчику и почему-то с отвращением посматривал на мальтийский крест Исаченко.
– Мне нет никакого дела до вахтенного, – ответил Корсин. Он без усилий выдержал непроницаемый взгляд капитана.
– Ответь так, чтобы я тебя понял. – Губы Исаченко искривились в улыбке. – Ты желаешь вреда вахтенному?
– Нет.
– А кому-нибудь из экипажа?
– Тоже нет.
– А кому-нибудь вообще?
– Нет.
– Кто была та женщина?
– Это одна из дочерей Йиг-Хоттурага, Великого Древнего, владыки затонувшего Кан-Хуга, предвестника Гоз-Хег’рьи.
А вот это превышало всякие пределы туманности.
– Корсин Вебер, ты будешь возражать, если судовой врач тебя осмотрит?
Корсин Вебер не возражал, хоть они и были потом поражены особенностями его шеи. Не возражал он и когда Зиновьев вколол ему успокоительное. Потом Вавко отвел его в каюту, и все на какое-то время позабыли о спятившем операторе донного робота.
Демид не заметил, как дошагал до огромного крана, использовавшегося для погрузки труб. До слуха долетел слабый вскрик. Демид остановился и перегнулся через перила лестницы, ведущей в цех. Ничего не увидел. Потянулся к рации на ремне. Не то чтобы он нуждался в перекличке вахтенных матросов, но за сегодня было слишком много всяких странностей, чтобы игнорировать чей-то писк.
Рука с рацией застыла на полпути.
По лестнице поднимался Корсин. Его плешь и походку перепившего краба ни с чем не спутать. Интуиция подсказала Демиду отступить в тень крана и затаиться там. Спустя мгновение он едва не ахнул. Корсин нес ту самую яйцеобразную статуэтку, которую сперва подняли со дна, а потом заперли в кабинете капитана. Вдобавок правую руку Корсина покрывала какая-то блестевшая пленка.
«Не глупи, старик, это точно не вишневое варенье бабули!»
– Какой же ты всё-таки мудак, Корсин Вебер, – вырвалось у Демида, хоть он и пытался удержать гнев.
Корсин с испугом оторвался от статуэтки, но ничего толком не увидел, потому что кулак Демида съездил ему по лицу. Ничего не понимая, он всхлипнул и отскочил в сторону. Зарычал и сделал выпад правой рукой, в которой ничего не было.
– Что, позабыл дома любимую вилку, ублюдок? – желчно поинтересовался Демид.
Сердце тяжело стучало, напоминая, что он далеко не молод, но Демид не собирался уступать какому-то чокнутому придурку, который был его моложе лет на семнадцать. И уже поставил левую ногу вперед, готовясь нанести удар, когда ощутил, как эту самую ногу подкидывает.
В недрах «Святого Гийома» прогремел взрыв.
Палуба дернулась, всё протяжно застонало, но «Святой Гийом», вопреки ожиданиям, не развалился. Глаза Демида опасно сузились. Он видел только пятившегося Корсина. Где-то внизу послышалось шипение, говорившее о том, что за дело взялась система аэрозольного пожаротушения.
– Что бы там ни стряслось, я знаю, что это ты. И ты только что убил чайку, Корсин Вебер. Убил ее прямо вот здесь! – взревел Демид, ударяя себя в грудь.
По лицу Корсина было видно, что он не готов к противостоянию. Только не без ножа. Оператор развернулся бежать, но Демид настиг его, развернул к себе и снова наградил тумаком. Корсин грохнулся на спину, с визгом выронив статуэтку.
Тяжело дыша, Демид подобрал странную морскую реликвию. За целый день он так и не рассмотрел эту штуковину нормально. Она была непривычно тяжелой, а ее контуры изображали некое существо, в котором сплелись черты осьминога и особо отвратительного ракообразного. И всё это заключалось в форме мерзкого зеленоватого яйца.