У самых трудолюбивых людей это отбивало охоту к труду. Всякий страшился за будущее – не уведут ли его детей в рабство. Кроме всех этих ужасов, бесермены возбуждали ненависть еще тем, что их сопровождали татарские наездники, которые грабили дома, оскорбляли женщин и всячески глумились над населением. Мера терпения истощилась, когда затронуто было чувство веры.

Какой-то монах Зосима в 1262 году в Ярославле, в угоду бесерменину и магометанину Тетяму, отрекся от Христа, вступил в магометанство и начал ругаться над своею прежнею верой... Не мог осилить народ негодования при поругании того последнего сокровища, которое во всех своих испытаниях он хранил ненарушенным, – над верой святою. Вскипел народ бурным, неудержимым гневом при виде того, как «окаянный лишенник» веры поносит святый крест и ругается церквам Божиим. Его схватили, убили, и псы влачили по городу его труп. И в ответ на эту месть народа, мстившего за поругание заветной святыни своей, – поднялся народ по всем городам Суздальской и Ростовской земель. Загудели призывные колокола, пошли слухи, что сам Александр разослал приказ бить татар, и стала расти и расти буря народного негодования.

Летописцы с сочувствием отмечают эти события. Народ истреблял одних бесерменов, хивинских откупщиков. Собственно же из татар никто не пострадал.

Русские дали доказательство тому, что всему есть мера и что, хотя и побежденный, народ не свыкся с рабством.

Но страшная расплата должна была постигнуть землю, все не примирявшуюся с потерею воли. Шли слухи, что татарские полчища готовы ворваться в русские пределы. Можно было ожидать поголовного избиения, худшей грозы, чем нашествие Батыя.

Какие страшные минуты переживала земля Русская, на то нет слов. И тут великий князь Александр просиял своей родине своим последним подвигом.

Он готовился раньше в поход на ливонских немцев, но тут поручил полки сыну и отправился в Орду отмаливать свой народ.

Это был венец его жизни и его самоотвержения. Хотя он не был виноват в происшедших событиях, он шел в Орду на верную смерть, в то время как хан уже двигал войско на Русь. Александр шел к тому хану, пред которым он же, вымаливая оставить некоторую самостоятельность Руси, ручался за ее покорность. Он шел с явным намерением принять на себя все раздражение хана и погибнуть, лишь бы отвести или смягчить грозу для России.

Об этом решительном отъезде, среди обстоятельств столь страшных, и теперь, через шесть с лишком веков, нельзя вспоминать без волнения. Что же испытывал провожавший Александра народ?

Провожаемый как на смерть, он поехал в Орду.

Незадолго до того, как до Орды дошла весть об избиении сборщиков, хан Беркай пришел в ярость от неудачного похода, поднятого им на Персию, и собрал вновь 300 тысяч; решил также послать туда и русских... Русским предстояло сражаться за татар! И вот тут-то получил он весть о событиях в Суздале, Ярославле и Ростове.

Ханскому гневу, казалось, не было пределов... Он готов был выпустить 300 тысяч на Россию и совсем заклевать ее. В эти-то дни и прибыл Александр.

Как молил он хана, что говорил ему – неизвестно: но он и на этот раз отвел грозу. Россия была спасена. Вслед за тем власть принял новый хан, и долго пришлось ждать Александру в Орде, прежде чем новый хан успел выслушать Александра. Русский князь так сумел поставить дело, что и прежнее было забыто, и русские освобождены от обязанности воевать за монголов. Более года пробыл Александр в Орде и здесь допил последние капли того кубка унижений, страданий и горечи, который едва ли когда у кого из других русских князей был так глубок и так горек. Но, уезжая, он вез с собою весть избавления, луч радостного солнца в ту обездоленную страну, которую он так умел любить и которая так крепко в него верила. Измученный, изнуренный, он спешил с благою вестью к томившемуся без него и за него народу... Но те силы, которые он столько лет напрягал без жалости к себе, уже изменяли: богатырь был сражен непомерной работой, душа истощена вечным страданием. Четыре поездки в Орду, двадцать битв... Венец столь тяжелый, венец терновый, который убил избранника, едва достигшего 43 лет.