Дионисий отложил письмо, глубоко вздохнул: это был приказ, приукрашенный красивыми витиеватыми словами. Что ж, он ступил на избранный путь и сейчас готов был служить на благо веры. «Ибо кто, как не ты», – раздались в его голове последние слова архиепископа. Наступал 1904 год, Дионисий постепенно начал собираться в дорогу.»

Через несколько дней святой отец чувствовал себя заметно лучше, однако слабость, заменяющаяся подчас головокружением, никак не желала покидать ослабленное старческое тело. Инспектор самолично спустился в тусклую камеру, уже не столь холодную и мрачную, ибо весна полноправно завладела землей, зима же медленно-нехотя уступила сопернице место – до нового времени.

Отец Дионисий сидел на скамье, сухими руками обхватив колени, на плечи его была накинута бесформенной массой сутана – так лучше, теплее, надежнее. Инспектор приметил бледность его лица, осознал, что будет крайне жестоко заставить этого человека куда-то идти, о чем-то долго рассказывать. Сохраняя за собой достоинство и право выбора, инспектор сел на принесенный стул, тихим голосом спросил:

– Как вы себя чувствуете, гражданин Каетанович?

– Много лучше. Спасибо вам за заботу, если бы не вы, меня, возможно, уже не было бы в живых, – отец Дионисий согнулся, громко закашлял в кулак: похоже, лихорадка опять принялась его донимать.

Инспектор отвернулся: вид больного, измученного человека кольнул его в грудь и простая человеческая жалость накрыла его теплой пеленой. Но оставалось нечто такое, что вопреки всему влекло к осужденному, ставшее за короткое время привычкой – и это раскрывало иного человека, с другой судьбой, а не ту оставшуюся от предыдущего тень – тень прошлых свершений и деяний. Из последних сил, повинуясь долгу, так упорно приобретенного за время военной подготовки и службы по борьбе с врагами народа, инспектор проговорил:

– Если вам что-то нужно, скажите.

– Мне ничего не нужно, ибо то, что было некогда дорогого моему сердцу, ваши люди отняли у меня.

– Не забывайтесь, гражданин Каетанович! Вы пока что находитесь под следствием, скоро состоится новый суд, а в моей власти предоставить вещественные доказательства вашей невиновности или же написать заявление об оскорблении нашей службы. Тогда никакой милости не ждите.

– Я никого не хотел оскорбить или унизить – не в моей это природе; но и сотрудничать с вами мне не досуг, ибо вы и я находимся в разных мирах.

– Вас бы в любом случае не взяли к нам; здесь нужны люди сильные, выносливые.

– Да… да, я знаю о том, никогда крепкое здоровье не было моим спутником, даже наоборот. Сколько раз находился я на грани жизни и смерти, но Господу, возможно, нужны мои дела, коль Он столько раз оставлял меня в живых.

– Я пришел сюда не для спора, гражданин, мне необходимо продолжение вашей биографии.

– Я с радостью предоставлю ее вам, только прошу: можно мне описывать на бумаге мое прошлое – так легче собираться с мыслями, – святой отец несколько поддался вперед, сутана упала с плеч на ледяной пол и его взор, полный мольбы, встретился с серо-голубыми глазами инспектора.

Тот резко встал со стула, ответил несколько высокомерным тоном:

– Как вам будет угодно. В скором времени вы получите бумагу и карандаш.

«В Ярославе ожидали приезда молодого священника. Местная католическая епархия из ордена реформистов встретила кортежем долгожданного путника, изъявила желание вместе спасать людские души, расточали похвалу отцу Дионисию, показывали местные приходы, жаловались на нехватку средств.

– Неужто жители Ярослава настолько скупы, что не жертвуют на блага церкви? – озадачено спросил Дионисий и пристально посмотрел в лица святых отцов, приподняв одну бровь.