Перечисленное дает некоторое, хотя и далеко еще не полное представление о том обширном поле деятельности, которое открылось перед Святославом Николаевичем тогда, когда он только-только выходил на самостоятельный жизненный путь. Каждый шаг на этом пути привносил свои конкретные задачи, создавал новые ситуации. Сложившийся внутренний мир и уже достаточный духовный опыт предъявляли Святославу Николаевичу свои требования, подсказывали ему, что земной путь – это не просто «прохождение», оправдывающее поговорку: «день и ночь – сутки прочь». Нет, каждый шаг на этом пути – или восхождение к далеким горным вершинам, или скольжение под гору.

В одном из залов нью-йоркского Музея висела картина Николая Рериха «Помни», написанная незадолго до отъезда отца и сына из Сиккима. Величественная панорама Гималайской горной гряды, вершины, освещенные розовыми лучами восходящего солнца. Одинокий всадник покидает родное жилище. Где-то в низинах его ждут важные дела. Всадник оборачивается и окидывает прощальным взглядом свой дом, женщин, провожающих его в дальний путь, уводящие к небесам снеговые пики. «Помни, для чего ты покидаешь нас, что должен выполнить и почему должен вернуться сюда обратно!» – этот зов горнего мира обращен как бы и к самому Святославу Николаевичу, этот зов и вдохновляет, и обязывает, и вызывает сердечную тоску по горней Обители.

Как далек от этой Обители Духа низинный мир, в который пришлось погрузиться, как отталкивающе-чуждо море «житейской суеты», о котором еще до отъезда в Индию Николай Константинович писал:

Мутны волны и бурно море.
Неужели здесь должен быть
Наш улов? И здесь должны
Мы закинуть сеть нашу.
Иначе лишимся пропитания
Нашего. В желтые волны
Бросили мы нашу сеть.
Вес ее стал отягчаться.
Ах, сколько ила и грязи
Соберет наша бедная пряжа.
‹…›
Но среди хлама мелькнул
Блеск чешуи. Господи, даже
Среди мутного моря все же
Послал нам золотую
Рыбку. Но мало того, среди
Грязи мы находим
Запечатанный ящик. Дома,
Только там за порогом
Мы раскроем его. Сладость
Какая – нести запечатанный дар[91].

Оторванный от семьи, Святослав Николаевич в свои двадцать лет должен был пройти все уготованные для одинокого «ловца» испытания. Он знал, что малейшая оплошность может низвести «ловца» до бесславной роли «загонщика». Но в мудром «Наставлении ловцу», которым отец вооружил сына, сказано:

Удивляющийся уже открыт
Для врага. Впавший в раздумье
Теряет сети свои. А
Потерявший возвращается
Назад в поисках. Но пойдешь
Ты вперед, ловец!
‹…›
Ты знаешь о мудрости.
Ты слышал о смелости.
Ты знаешь о нахождении.
И ты проходишь овраг
Только для всхода на холм[92].

Велико искусство постоянного восхождения, великими трудами достаются «запечатанные дары», но, может быть, самым великим и наиболее трудным искусством является умение делиться найденным с людьми, умение увлекать их за собою на крутые горние тропы восхождений? И не о этом ли, самом трудном, было завещано всаднику с картины «Помни»? Думается, что каждый творец духовных ценностей, каждый мыслитель, художник, писатель, композитор, артист, испытавший высокие творческие взлеты, чувствует великую ответственность, передавая обретенное в этих взлетах другим людям.

Период творческой отдачи наступил у Святослава Николаевича рано, но, подчиняясь чувству ответственности, он был поначалу очень осторожен в методах выражения своего внутреннего мира. Первые произведения Святослава Николаевича свидетельствовали о тщательном изучении художником различных школ и традиций. Индийская миниатюра, методы ее перенесения в монументалистику, каноны тибетской иконописи, мусульманская орнаменталистика и ее влияние на традиционный, свободный рисунок древнеиндийской живописи, элементы греческого, египетского, персидского искусства, проникшие в Индию еще при Александре Македонском, сложный, философски осмысленный сплав этих традиций в более поздних индийских национальных школах – все это интересовало Святослава Николаевича как искусствоведа и находило какое-то преломление в той, по существу, европейской школе живописи, питомцем которой он являлся. Память о Востоке постоянно вносила свои коррективы как в его исключительные способности наблюдать и анализировать окружающее, так и в его живопись.