– Мне и здесь хорошо.

– Вот неразумная, – покачал головой Шибан. – В богатых хоромах будешь жить, в шелках и бархатах ходить, сладко трапезовать.

Гришка Малыга сидел, плел снасть и про себя посмеивался: золотые горы сулит Шибан. Выходит, неспроста. Ковриге, знать, новая девка для утех понадобилась. Ишь как Шибан Марийку улещает. Лишь бы она выстояла, а коль на боярские сказки прельстится, придется ввязаться.

Марийка же (молодец, девка!) молвила:

– Скажи своему боярину, добрый человек, что благодарствую. То – честь немалая. Но в служанки к нему не пойду. Мне и своя изба мила.

Марийка поклонилась боярскому послужильцу в пояс и убежала в огород.

– Чудеса, – крутанул головой Шибан. – Не ожидал такого от девки.

– Чужая душа не гумно: не заглянешь. А ты-то мекал, что раз дочь гулящей Палашки, то и чадо по той же стезе пойдёт. Не выгорело, Шибан. У каждой пташки свои замашки, хе-хе.

– Буде зубы скалить, баюн, – хмуро изронил послужилец и повернул коня к боярским хоромам.

Мелентий ушам своим не поверил. Нищая девка на богатства не позарилась. Да то уму непостижимо! Но такое с рук Марийке не сойдет. Не тот Коврига человек, дабы лакомая девка от него упорхнула.

– Ты вот что, Сергуня, – молвил боярин, малость подумав. – Выследи оную гордячку и приволоки силом. Но чтоб никто не узрел – ни Гришка, ни баба его, ни другой любой зевака.

– То дело непростое, боярин. Днем – всюду люд, а ночью Марийка в избе с погорельцами. Ума не приложу, – развёл руками Шибан.

– А ты приложи, Сергуня. И чтоб поборзей! – прикрикнул Мелентий. – А когда девку возьмешь, то в хоромы не доставляй.

– А куда ж, боярин? – вконец озаботился послужилец. Чудит же Мелентий Петрович!

– Доставь в мое вотчинное село. И дабы ни одна душа не ведала!

– Добро, боярин, – кивнул Сергуня. Однако лицо его было неспокойным и кислым: не так-то просто девку похитить.

Несколько дней Шибан выслеживал Марийку, и наконец-то ему сопутствовала удача: девушка пришла к могиле матери на кладбище. Оно было старинным, заросшим кустами и деревьями.

Сергуня привязал коня к ограде погоста и крадучись пошел меж деревянных крестов и могил. Ему помогал сам Бог. Глухо, пустынно, сумеречно.

Марийка, ничего не подозревая, тихо разговаривала с матерью:

– Ты уж не серчай, маменька. Чужих людей в твою избу пустила. Они добрые, меня своей дочкой называют. Лиха не сотворят…

А лихо – за спиной. Раз – и рогожный мешишко на голову. Марийка со страху было закричала, но «лихо» затянуло рот (поверх рогожи) тугим, плотным кушаком. Марийке оставалось лишь мычать, но тотчас услышала угрозливый шепот:

– Не мычи и не брыкайся, а то и нос завяжу. Тогда и дух вон.

Марийка примолкла. Шибан, оглядевшись, затащил её в кусты, связал ременными путами руки и ноги и вновь пригрозил:

– Лежи тихо, коль жить хочешь.

«Опасись одна ходить. Мало ли лихих людей», – всплыли в голове Марийки слова Авдотьи. Как права оказалась та! Она очутилась в руках лиходея. Но кто он и что ему надо?

У Марийки никогда не было недругов, она никому не делала зла. Кому же понадобилось схватить её прямо на кладбище?! Пресвятая Богородица, что же этот злодей с ней сотворит?

А Сергуня ждал полной темноты. Никто не должен видеть, как он повезет девушку в село Веськово, кое в четырёх верстах от Переяславля-Залесского.

Ближе к ночи выпала роса и стало прохладней. Марийка была в одном легком сарафане. Шибан укрыл пленницу своим долгополым суконным кафтаном и тихо, но уже миролюбиво произнес:

– Ничего не бойся. Скоро я отвезу тебя в доброе место. А пока потерпи.

Но Марийке было страшно. Да вон и филин пугающе заухал. Ночью выползает на кладбище всякая нечисть. Жуть! И чего тянет этот злыдень?