– Князь, я пытался остановить её, но твоя сестра не пожелала слушать, сообщив, что немедленно хочет тебя видеть.

Гневные искры полыхали в глазах Аскольда, и его взор был прикован к вздорной особе, которая прекрасно понимала, что после случившегося её вряд ли ждёт что-либо хорошее, однако даже не думала тушеваться – в её прямом и честном взгляде читались лишь достоинство и благородство. И тут Аскольд впервые заметил, насколько его сестра изменилась с их последней встречи, – и некое подобие невольного восхищения мелькнуло в его глазах.

– Всё в порядке, – обратился он одновременно к жрецу и своему помощнику. – Вы можете быть свободны. Я сам разберусь, в чём дело.

Жрец нехотя поклонился и, скрепя сердце, покинул комнату, после чего юнец закрыл дверь, оставив брата и сестру наедине.

– Я надеюсь, ты хоть понимаешь, что твой поступок выходит за рамки не просто приличия, но и человечности?! Ты хотя бы на мгновение задумалась о том, сколько людей искали тебя под проливным дождём, сколько слёз и боли ты им причинила?

Каждое слово больно било Тамиру, и, стремясь выдержать, она по привычке крепко сжала руку в кулак. Этот жест не ускользнул от внимательного взгляда Аскольда, и перед его мысленным взором возникла маленькая девочка с огромными заплаканными глазами и тёмными кудряшками.

– Что случилось, крошка?

– Мне страшно, братец! Я боюсь темноты.

– Ты боишься темноты и поэтому плачешь?

Тамира подняла полные слёз глаза и жалобно посмотрела на старшего брата.

– Нет, не поэтому. Я плачу, потому что мне стыдно. Я не хочу бояться темноты, и всё равно боюсь.

Аскольд, этот взрослый юноша, уже успевший познать вкус войны и жизни, был просто обескуражен подобным заявлением пятилетнего ребёнка! Уже в тот момент он понял, что с сестрой нельзя общаться так же, как с её сверстниками, и с тех самых пор убеждался в этом всё больше и больше. Поэтому, задумавшись на какое-то время, он как бы нехотя продолжил:

– Ты знаешь, я тоже очень боюсь темноты.

– Ты?! – Тамира, казалось, забыла про своё горе, ошеломлённая подобным заявлением своего героя-брата, коим безмерно восхищалась и которого обожала.

– Я! Но ты знаешь, когда мне страшно, я делаю вот так. – Аскольд сильно сжал кулак. – И ты тоже попробуй.

Девочка сидела молча, заворожённо глядя на то, как старший брат берёт её за руку и сгибает маленькие пальчики в кулачок.

– Когда тебе будет больно или страшно, Тамира, делай вот так – и тебе будет легче. – Аскольд улыбнулся, поцеловал сестрёнку на прощание в лобик и вышел из комнаты, оставив восхищённого ребёнка на попечение тут же прибежавших нянек.

И сейчас, созерцая стоявшую перед ним девушку, он прекрасно понимал, чтó творилось в её душе, нарушая покой и создавая смуту. За время бессонной ночи он проанализировал всё услышанное от прислуги, сопоставил кое-какие факты и пришёл к выводу, что его сестра, должно быть, слышала их разговор со жрецом, отчего и решилась на необдуманный поступок. Понимая, что с ней лучше говорить прямо и открыто, князь решил начать с главного.

– Присядь, Тамира. В ногах правды нет.

И пока девушка подходила к предложенному ей стулу, продолжил:

– Прежде, чем я выслушаю твои оправдания и объяснения, где ты была, думаю, нам лучше разобраться с тем, что в данный момент волнует тебя больше всего, а именно – с твоим замужеством. Ведь из-за этого ты решилась на побег, не так ли?

Тамира невольно вздрогнула, но, взглянув брату в глаза, увидела искорки смеха, отчего на душе у неё вдруг стало тепло и уютно.

– А тебе, сестрица, никто никогда не говорил, что подслушивать – не очень красиво? – улыбнулся Аскольд.