Для обратного примера возьмем наших ближайших соседей и наиболее близких родственников по индоевропейской семье народов литовцев и латышей, представителей балтийской группы языков. С давних пор эти племена живут вместе и разговаривают на похожих языках, но никогда в истории эти племена не знали о своем родстве. Их история – это история противостояния и ничего больше. Балтийство – это кабинетный плод филологических изысканий XIX века, так и не ставших психологической реальностью особого балтского сверхнационального самосознания для прибалтийских народов. И даже современные совместные антироссийские демарши не рождают ничего такого, что можно было бы наименовать политическим или культурным балтийством.

Гипотетически можно утверждать, что литовская элита Средневековья была носительницей вполне реальной уже в Средние века общеславянской этнической самоидентификации, запечатленной на страницах летописного труда преподобного Нестора. Очень вероятно, что наряду со всеми славянскими народами и литовцы так или иначе считали себя отдаленными родичами своих польских и русских соседей. Нельзя забывать и о реальном существовании на территории Литвы анклавов с венедским, славянским населением. Низовья реки Немана занимала Русь, родственная ругам с острова Рюген, а древнейшие города Литвы Вильно, Троки и Кернов еще в XIV веке считались русскими городами с преобладающим славянским населением. Нет ничего удивительного, что национальное самосознание древних литовцев не отделяло их от большого славянского племени. Современные немецкие этнологи часто также игнорируют наличие особых балтийских народов и считают их частью славянского мира. Сами литовцы и латыши осознавали свое единство только, когда вместе боролись за выход из состава СССР. Но даже тогда у народов этих не сложилось никакой политической теории похожей на пангерманизм или панславизм XIX–XX столетий, как мы отметили выше. Почему же так произошло? Более чем вероятно, что балтийские племена обитают ныне на землях, удаленных от их первоначальной прародины. Возможно, и их выход к берегам Балтики состоялся в разное время.

Окидывая взором Северную Европу, мы можем отметить, что и германцы, в начале нашей эры, когда их описывал Тацит, да и много позднее, не осознавали своего этнолингвистического единства. Скандинавские народы были для них совершенными чужаками. В отличие от многих народов Европы, русский народ, сложившись и осознав себя таковым, таковым и оставался по своему этноплеменному составу, со своим неизменным самосознанием на протяжении более чем тысячи лет.

В современной Европе есть много народов, чье общее название сложилось только в позднем Средневековье, а зачастую название этноса давно уже не соответствует ни его этноплеменному составу, ни его менталитету и самосознанию. Классический пример – французы, носящие имя кельто-германских франков, но в массе своей не являющиеся их потомками. Самосознание же французов как особого народа, единой нации сложилось поздно, и мы не можем усмотреть исторической преемственности, сохраненной в самосознании этноса, со своими реальными или мнимыми галльскими предками. Галломания во Франции есть плод литературных усилий культурной элиты, но не историческая память народа, который еще в начале двадцатого века в глубине души считает себя гасконцем, аквитанцем и бургундцем. Ресторан в Париже «Наши галльские предки» должен быть также отнесен на счет литературно-гастрономических усилий в деле пробуждения галльской души у французского народа.

Тот же это этнос или только название, принесенное из древности, – вот что должно интересовать прежде всего исследователя этнической истории народов. В отношении русских мы можем быть уверены, что, несмотря на татарские погромы и большевистскую мясорубку, мы все тот же народ, что вместе с князем Олегом прибивал свои щиты к вратам Цареграда в Х веке. Такого исторически древнего и неизменного национального самосознания среди средних и крупных народов в Европе мы не отыщем.