в оригинале. И дело даже не в том, что на Западе долгое время в церковных и научных кругах царствовала чуждая большинству населения латынь. Дело в другом. Этнические и лингвистические процессы протекали у европейских этносов не эволюционно, но, зачастую, революционно. Немец одиннадцатого века это совсем другой человек, чем немец века девятнадцатого. Немец до сих пор не обрел единого для всего племени литературного языка в привычном для нас понимании. Немец северных территорий – это человек, насильно оторванный реформацией от древних духовных корней своего племени. Очень сильно изменились и англичане, и французы. И только русский человек, в своем обличье, в своем духовном мире остается таким же сейчас, что и тысячу лет назад. Важную роль в этом сыграл наш язык. И наш литературный язык – это не только язык Ломоносова, Карамзина, Державина и Пушкина, но и в не меньшей мере – язык «Слова о Законе и Благодати» и «Слова о полку Игореве». Наш литературный язык имеет действительно древние корни.

Язык русского народа, эволюционно развиваясь, сохранил преемственность по отношению к древнему языку славянорусских племен. Отсюда и действительно чудесная прозрачность нашего древнего языка летописей для современного русского человека. Современный русский мыслитель Юрий Мамлеев пишет про наш родной язык: «И это сокровище дано не просто так – оно вручено России и русскому народу для выполнения его высшей Миссии в мире. Это язык, который может выразить почти невыразимое, выразить провал, пропасть, язык, соединяющий несоединимое и проникающий в самые недоступные сферы метафизически Сокрытого – и поэтому индусы с основанием полагают его «санскритом будущего» (то есть священным языком). Одно звучание русской речи имеет в чем-то магическую силу, сочетание звуков и интонации русского голоса представляют уникальное явление в этом мире по своей красоте и, главное, по глубине, по глубине «подтекста», по глубине того, что стоит за этим звучанием и интонациями. В конце концов, русский голос ведет в поразительную глубину почти невыразимых переживаний и, наконец, даже в пучину молчания, которая сама – за пределом возможностей звука. Все это запечатлевается в глубинах души». Язык наш конечно не законсервировался, не стоял на месте, но эволюционировал с глубокой древности. Мы можем даже, с определенной долей условности, выделить эволюционные фазы развития нашего языка. Фазы развития языка русского этноса мы можем разделить на следующие периоды: арийский, протославянский, славянский и, наконец, русский.

Но фазы эти проходили в рамках исторической жизни одного этноса и на одной и той же территории, территория этнобиологического и языкового становления единого славянорусского этноса.

Есть и еще один важный показатель, который выделяет нас из среды европейских великих народов.

Наш богослужебный славянский язык является своеобразной «лингвистической иконой» православного богослужения и мало того, что остается неизменным и священным языком нашего национального Богообщения уже более тысячелетия, но и понятен современному русскому человеку, даже не имеющему о нем специальных лингвистических познаний. Церковно-славянский язык, став издревле языком литературы, языком «высокого штиля», конечно, отличался от языка обыденного. Общий для всех православных славян, он изначально был языком национальным – болгарским, став, благодаря заслугам Кирилла и Мефодия, а также их святых учеников из Охрида, Клемента и Наума языком наднациональным, всеславянским языком Богослужения и молитвы-Богобщения. Византийская, высочайшая для всего Средневековья, культура, была представлена у нас не греческим языком, а языком близким для всех славянских народов – языком болгарского племени. Вследствие этого православное славянство оказалось в более благоприятных условиях, чем народы, принимавшие христианство вместе с латиноязычной культурой. Славянский язык новой христианской веры, способствовал у нас тому, что культура достигала самых недр народной души, чем не могут похвастать народы Европы, принявшие из Рима христианство по латинскому обряду. Это значит, что наш светский язык никогда не отрывался от своего священного источника, языка богослужебного, черпая в нем свою силу и образность и сохраняя нерушимую и непрерывающуюся лингвистическую преемственность по отношению к нашим далеким предкам.