– И что же?

– Я взглядом встретилась с Аханахтом… там у него… там мрак, как черный от пожара дым. Ничего не видно.

– Нейтикерт, Аханахт, мой друг из лучших, просто он расстроен необходимостью делиться своим имуществом с казной. Он, скажем так, не очень щедр, а Хнемредиу и вовсе скуп, вот у него наверно мрак в глазах и почернее будет. – засмеялся Меренра.

– О, мой отец, ты не понимаешь – расстройство от потери не есть намеренье, оно на Иб никак не отразится. Это всего лишь чувство. Иб изменяется от умыслов, хороших и дурных. А его умыслы настолько темны, что в них утонула и исчезла душа-смысл. Мне даже показалось, что у Аханахта ее просто…

– Что?

– У него ее просто нет, а ты знаешь, что это значит?

– И что же, моя многомудрая супруга? Скажи мне, посоветуй.

– Это означает потерянную сущность человека. Хочешь моего совета? Советую, – отец, мой, супруг, мой, о, мой любимый! – они НЕ ЛЮДИ! Умоляю, – берегись ИХ!

Царица (теперь уже царица) сидела в беседке увитой виноградной лозой, расположенной в садах у северной оконечности древнего многоярусного дворца Царя Скорпионов.

Вначале дворец служил крепостью и был построен в далекой древности из обожженной глины. Затем его многократно достраивали используя и глину и камень, а затем окружили его огромной стеной из белого моккамского известняка и с того момента место это стали именовать – Инебу Хедж, то есть Белая стена. За стеной кроме ступенчатого дворца находился храм Птаха, по имени которого и был назван город ставший столицей Двух Земель – Хет ку Птах. Дом души Птаха.

Дворец окружали сады с множеством беседок, павильонов, прудов и прудиков. Огромные ливанские кедры с плоскими вершинами закрывали от палящих лучей солнца. Стройные, аккуратные можжевельники, росшие по бокам аллей, вносили струю свежести в густой аромат цветущих миртов, смоковниц, олеандров, роз и белых лилий.

Нейтикерт, высунув кончик языка, старательно переписывала текст со жреческого письма на священное. То есть причудливые змеистые линии иератического письма, используемого для переписки, необходимо было превратить в фигурки зверей, птиц, гадов и людей, ибо только таким письмом можно было делать записи на стенах и колоннах храмов и дворцов. И на долгие тысячелетия ввести в заблуждение потомков, считавших, что это не письменность, а изящно выполненный орнамент.

Однако царице постоянно мешали и отвлекали всяческие обстоятельства.

Влетел языкан, насекомое вдвое больше шмеля, так энергично машущее крыльями, что их и видно не было. Казалось, языкан чудесным образом передвигается по воздуху, причем, и боком, и передом и задом. Зависнув над огромным соцветием цветов тамариска, стоявшим белой свечой вверх, он длинным хоботком проверил все цветы до единого и боком переместился к следующему.

Затем на папирус свалился богомол и повертев маленькой головкой почтительно сложил перед царицей лапки.

– Правильно, – одобрила его действия Нейтикерт, – падай ниц перед своей царицей.

– Падаю по семь раз на живот и спину перед Священной Супругой.

Священная Супруга подняв брови обернулась.

У входа в беседку уткнулся лбом в землю слуга.

– Ты отрываешь меня от важных дел. – строго сказала Нейтикерт.

– Воля Мощного Быка Черной Земли, супруга Священной Супруги прислала меня к ногам Священной Супруги.

– И что ты должен делать тут у моих ног?

– Великий Храм, своей супруге дарит свадебный подарок.

– Подарок? – заинтересовалась Нейтикерт. – И где же он? Давай же его мне.

– Подарок там. – слуга показал за спину. – Это несколько игрушек для увеселения сердца Священной Супруги.

– Пф! – фыркнула царица. – Я уже давно замужняя дама. Зачем же мне игрушки?