Феликс Уржельский был осужден как «еретик» в Регенсбурге в 792 г. Roma locuta causa finita: «Когда Рим сказал, то дело закрыто для обсуждения». Это заключение (именно в такой формулировке принадлежит к гораздо более позднему периоду) обнажает иллюзию, которая имела трагические, если не летальные, последствия для Европы, потому что, как показывает ее более поздняя история, ни одна из «ересей», ни одна из «несоответствующих» религиозных, богословских или политически «отклоняющихся» идей, которые впервые появились в империи Карла Великого, никогда не были «искоренены». Они живы и «работают» в наши дни. Здесь мы лишь укажем, как они вплетены в это конкретное «испанское» дело.

Вскоре после осуждения Феликса Уржельского в Регенсбурге полемика вспыхнула вновь. Испанец Мигетиус выступил с толкованием Троицы, которое во многом предвосхитило точку зрения мировой истории, автором «зародыша» которой был Иоахим Флорский в греческой Южной Италии в конце XII в., а позднее оно получило более радикальный и политический уклон благодаря его ученикам. Эта точка зрения принимала без доказательств три устроения: царствие Отца (совпадающее с Ветхим Заветом), царствие Сына (совпадающее с исторической длительностью существования империи и папской церкви) и царствие Святого Духа, Вечного Евангелия, которое еще должно было появиться. Воздействуя на историю, Троица настежь распахнула «средний век». Поэтому старая imperium и старая ecclesia – империя и папская церковь – рассматриваются как эфемерные эпохи, оправданные своим хронологическим местом в истории человечества на его пути к великому будущему. В тринитарном учении Мигетиуса Бог Отец был воплощен в Давиде, Бог Сын – в Иисусе, Бог Дух Святой – в святом Павле. Архиепископ Толедо Элипанд резко возражал, утверждая, что человеческая природа Христа не имела никакого отношения к божеству, и Феликс поддержал его, интерпретируя «адопционистскую теорию» Элипанда (то есть что Бог «усыновил» человека Иисуса) как договорные отношения хозяин – слуга (похожее толкование будет выдвинуто епископом Бамбергским Эберхардом в XII в.). Феликс внес миссионерскую ноту в свое адопционистское учение: «Мы все, как Иисус, усыновлены Господом как его дети и подобно ему получили такую же благодать».

Эта полемика распространилась по всей империи Карла, и вовлеченными в нее оказались Рим и Ахен. После своего осуждения в Регенсбурге Феликс нашел себе убежище на арабо-испанской территории, вероятно, у Элипанда в мавританско-христианско-еврейском Толедо. При вмешательстве ряда епископов этот вопрос был поднят снова в 793–794 гг. на соборе во Франкфурте в присутствии Карла Великого, выступавшего в роли «внешнего епископа» своей «ортодоксальной» имперской церкви. (Императоры Восточной Римской империи считали себя «внешними епископами» и позаботились о том, чтобы придворные богословы почитали их как таковых еще со времен Константина.) Феликс был снова осужден и снова обнаружил, что епископы готовы вступиться за него.

Весной 800 г. Феликс в конце концов отрекся от своих взглядов, позволив «убедить» себя Алкуину (англосаксонский ученый, богослов и поэт, один из вдохновителей «Каролингского возрождения». – Пер.), но оставил после своей смерти трактат, возрождавший старую «ересь».

Европа, которая была объединена с такими смелостью, энергией и насилием, была неспокойным континентом. После смерти Карла империя распалась. В этом контексте будет более важно – для историка как человека внимательного, стремящегося получить признание и информацию о своем прошлом – говорить не о вине, а о причинах.