Я шагнул в коридор, он, как в первый день нашего знакомства, был совершенно пуст, и опять меня посетило тоже самое чувство, что за мной внимательно наблюдает как минимум пара внимательных глаз. Выходил я из корабля почти тем же самым маршрутом, что и заходил в него. Отличие состояло только в том, что на пассажирском лифте я спустился до первой грузовой палубы, здесь уже вовсю суетились несколько небольших погрузчиков, которые резво хватали, казалось, неподъемные для них грузы и тащили их из недр корабля наружу, этим они очень напоминали деятельных муравьев. Выйдя через распахнутую аппарель мимо снующих погрузчиков, ступил на бетонку космопорта.

Космопорт был совсем маленький, какой-то местечковый, невдалеке находилось стеклянное здание в три этажа для наземных служб и персонала, но чего-то не хватало. Рядом на разгрузке стояли еще два звездолета, облепленные небольшими погрузчиками. Наконец до меня дошло чего не хватает, я совсем не увидел складов, ни одного даже самого маленького ангара. А куда же исчезают грузы? Ответ получил сразу же, как скосил свой взгляд влево: погрузчики с грузами, пристроившись друг за другом в длинную очередь, уезжали под землю, видимо, все складские помещения находились именно там. Оттуда же выезжали уже опустошенные погрузчики, деловито следовавшие за новой порцией груза. Я взглянул на палящее вовсю олеронское светило, на марево, плывущее над колесами погрузчиков и бетонкой космопорта, и сильно обрадовался, что я в скафандре. На поверхности было настоящее пекло, а в скафандре с его микроклиматом мне было очень комфортно, и жары я не ощущал никоим образом. «Вот видишь, я же говорил, что я необходим», – мысленно вякнул скафандр. Я его также мысленно поблагодарил, но послал в жопу и порекомендовал немедленно заткнуться, что он и сделал, правда с некоторой обидой.

Метрах в ста от меня стоял боевой сепаратистский джип «Патриот», раскрашенный под светло-зеленый камуфляж, с затонированными бронированными стеклами и башенкой крупнокалиберного пулемета на крыше. Возле джипа стояла маленькая, худенькая, черноволосая девушка в зеленой форме и махала мне рукой. Поскольку рядом никого, кроме меня, больше не было, я так понял, что махала она все-таки мне, из чего я сделал вывод, что она тот человек, что встречает меня. Подойдя к ней ближе, я увидел не молоденькую девушку, а взрослую женщину лет тридцати пяти с погонами майора. Она не была красива, но притягательность ей придавали очень живые, властные, карие глаза, в глубине которых жила глубокая печаль. О том, что женщина перенесла какую-то трагедию, говорили чуть опущенные уголки плотно сжатых губ и седая прядь в иссиня-черных волосах, подстриженных под каре.

– Штефан Дорн? – обратилась она ко мне таким голосом, что несмотря на ее маленькую худую фигурку одной фразой и взглядом сумела сразу расставить все акценты и приоритеты, моментально обозначив, кто здесь руководитель, а кто подчиненный, отделив меня от себя невидимой пограничной полосой, которую я не должен даже помышлять переходить.

Ее голос, ее манера держаться, прямая спина сразу выдавали в ней очень сильную, неординарную, несгибаемую личность. Обычно когда такие люди входят в комнату, то все находящиеся там невольно вскакивают, им становится неуютно и сразу хочется встать по стойке смирно. А затем, не рассуждая и не задумываясь, выполнять любое распоряжение этого человека. Я после ее то ли вопроса, то ли утверждения о том, кем я являюсь, чуть сам не вытянулся в струнку и руки по швам, но вовремя одернул себя, не дав сработать выработанным армейским инстинктам, вспомнив, что Штефан в армии не служил. Ответил просто, немного пельменисто, как штатский: