Ты мою руку отпустил, и я промазала.

Письмо четвёртое

Я тебе объяснить попыталась, ты недослушал, отмахнулся. Глупостями женскими посчитал, придумками. А я знаю.

– Я верю в то, что вижу, – ты сказал.

– А я верю в то, что чувствую, – я ответила.

– Да разве можно чувствам верить? – ты продолжил. – Они сиюминутны. Пых! И нет, горстка пепла осталась…

Завидую – ты живёшь действием, поступком, они всему у тебя мерило. А я чувством – типичная женщина…

– Так вот, ты недослушал. Я вокруг каждого человека биополе чувствую. Ощущаю мгновенно, всей кожей. Могу даже не разговаривать, в лицо не заглядывать – просто подойти и постоять рядом, и уже знать: нравится, не нравится, могу ли с ним общаться, дружить. У иных биополе слабенькое, чуть-чуть. С ними мне просто, но неинтересно. У других, как у меня – среднее, это мои друзья. И редко-редко, как у тебя, не биополе, а излучение настоящее. Магнит – а я гвоздик маленький, в его силовое поле попавший…

Сидели за столиком в гриль-баре. Роскошном, со вкусом отделанном, где свой контингент, куда просто так, с улицы, и не попасть вечером. Где в интерьере как бы растворяешься – всё глаз завораживает, радует, и музыка тихая, обволакивающая. В стены аквариумы вмурованы – разноцветные мирки: плавно изгибаются изумрудные водоросли, золотые рыбки, выпучив глаза, разевают рты, будто сказать что-то хотят.

Мы на машине подъехали – в этот бар зашли, гардеробщик пальто уважительно снял, метрдотель за столик провёл, плечом повела, волосы по плечам рассыпала – королева! И вдруг здесь, в полумраке, средь музыки плавно-томительной, со мной что-то странное произошло: как будто волна накатила и закрыла с ног до головы, внутри струна натянулась и задрожала тонко, пронзительно. Не могла ни есть, ни говорить, ни глаз поднять… И это до головокружения, до боли, к обмороку близкое состояние счастья и несчастья одновременно, в одном миге слитого, как будто внутри тебя два маятника и оба на пиковых отметинах.

Ты (о, умница!) всё понял, посмотрел внимательно, тарелку отодвинул и замолчал.

Ни до, ни после, никогда – так не ощущала пронзительно глубокую цену молчанья…

В стене из аквариума рыбка на нас смотрела, медленно шевелила ярко-розовыми плавниками, беззвучно рот разевала… Сказать что-то хотела?

Письмо пятое

Попробую объяснить – это как в фантастическом фильме, где космонавты попадают в зону особого излучения и начинают совершать поступки, им не свойственные.

Опять тот вечер знакомства нашего вспомнила. Как вывалились всей гурьбой из Ленкиной комнаты на улицу – решили к Лёле (что ещё за Лёля такая!) ехать на день рождения. Такси Мишка с Олегом ловили. Свистели, беспорядочно руками махали – машины мимо неслись, даже не притормаживая.

– Да что ж это такое! – Мишка сказал, нижнюю толстую губу оттопырив, шапка набок съехала, шарф из пальто выбился…

Милый, смешной Мишка, весельчак, недотёпа.

– Я попробую, – ты сказал. Руку поднял, и остановилось такси.

Полкомпании втиснулось, уехало.

– А мы пешком пойдём! – Ленка предложила. – Тут недалеко вовсе.

Через полчаса, возбуждённые, румяные от мороза, в гости ввалились. Там дым коромыслом! Шум, музыка, танцы, на столе бутылки початые. А мне чего-то неуютно стало, чужая компания… Отошла в сторонку. Ты глаза вопросительно поднял и опустил. Подошёл, решил что-то про себя важное и подошёл. Танцевали долго, томительно, на диван сели:

– Пойдём, – сказал. Как о чём-то решённом, обговоренном давно. Не спросил, не приказал, не попросил смиренно, а просто:

– Пойдём.

Как будто иначе и быть не может.

А иначе и не могло. Шагнула, дверей не замечая, вокруг ничего не видя за ним, за ним, за ним! Безропотно, не удивлённо, бесповоротно, куда – не спрашивая.