Чертов засранец.

Специально встал так, что мне придется подойти к нему вплотную, чтобы нажать на кнопку.

Моя рука тянется к шапке на голове и снимает ее. В любой другой ситуации я бы подождала момента, когда парень выйдет, а уже потом поехала бы сама. Но сейчас я чувствовала вызов. Бред был в том, что мне хотелось ответить на него. Я чувствовала, что смогу.

Поправив волосы, немного наклонилась, замечая, как Покровский напрягся, когда я была в сантиметре от него. Услышала тяжелый вдох над головой, а затем наступило короткое, но гробовое молчание.

Весь мой вид давал понять, что я ничего не боюсь.

И Покровского это явно забавляло.

Быстро вернувшись к своей части лифта, пришлось рассматривать свои ноги, чтобы Демид не увидел блеска в моих глазах.

– К кому ты приехала? Если здесь не живешь.

– Есть какая-то разница?

– Если я спрашиваю, значит, она есть. Твоя мать…

Жаль, что я не могу его ударить.

В этот момент, клянусь, мне очень сильно этого хотелось.

– Господи, да перестань ты уже вести себя как идиот с больной головой. Глупые обвинения меня и моей мамы делают тебя счастливым? Скажи. Делают? Пойми ты уже, наконец, никто не собирается строить козни твоей семье. Никто не собирается вас обманывать и обворовывать. Знаешь, что я забыла в этом доме? Мамина подруга попросила меня цветы полить. Ты уже мысленно казнил меня за то, что я пользуюсь деньгами Покровских, наверное подумав, что твой отец купил квартиру. Но нет! Я полью цветы и исчезну. Я здесь не живу. Сказать, где я живу? В общежитии! В обычной студенческой общаге на втором этаже. Не в особняке. Не в шикарной квартире с дизайнерским ремонтом. И у меня нет машины. А передвигаюсь я на автобусе или пешком. Если бы я так хотела использовать вас, думаешь, я бы не попросила забрать меня из общаги?

Что-то в его взгляде меняется.

– То есть ты бы с радостью изменила свои жилищные условия?

– Да! Изменила бы! Но не с чужой помощью. Не за счет мамы или денег ее мужа. Я хочу сама добиваться всего. Представляешь? Сама! Но если тебе нравится считать меня беспринципной змеей, то пожалуйста. Только делай это молча.

Я затыкаюсь! В какой-то момент моего крика и опустошения души до меня доходит, что меня никто не слушает. Хоть умри прямо здесь, Демид все равно не поймет ничего.

– Ты так и продолжишь усложнять мою жизнь? – спрашиваю я, когда лифт стремительно приближается к нужному мне этажу.

– А ты собираешься поехать к моему отцу в выходные?

Вопрос с подвохом.

Кажется, от моего ответа зависит многое.

– Нет. Не собираюсь.

В ответ Демид только кивает и отходит от дверей, когда они открываются. Я тут же выскакиваю наружу, пытаясь контролировать дыхание.

– Котова? – слышу голос за спиной.

Оборачиваюсь.

– Покровский?

– Все, что говорят о тебе, это правда?

Демид выставляет ногу вперед, мешая лифту закрыться.

– О чем ты? А-а-а. Поняла! А ты как думаешь?

– Пока я могу только слушать. И все, что я слышал – не в твою пользу. В субботу вечером ты выходила куда-нибудь? – со злостью в голосе спрашивает парень.

– Дойти до общей кухни считается выходом?

– Общая кухня?

– Общая кухня. В общежитии есть такая комната. В субботу я была только там.

– И все?

Мне кажется, целью Демида было – довести меня до бешенства. Вывести настолько, чтобы я и правда стала той, какой он меня считает.

– Тебе какое дело до того, где я была в субботу вечером?

– Котова… – раздраженно бросает он, кулаком прикрывая рот. – Поверь… Мне есть дело!

Его злость наполняет меня смелостью.

– Переживаешь за репутацию сводной сестры? Тебе стоило думать об этом, прежде чем заталкивать в свою машину на глазах у всех. Все, что сейчас обо мне говорят – твоих рук дело.