Я не придумываю ничего лучше, кроме как притянуть Мышку к себе за шею и накрыть ее губы долгим глубоким поцелуем, от которого система моего самоконтроля начинает мигать красным.

Это было точно так же, как и три года назад.

Взрыв эмоций, желание продолжить, только на этот раз без лишних глаз. Сладкая девочка. Трепетная. Мягкая.

Я перебирал ее волосы, пока наши губы соприкасались, скользил пальцами по ноге, чувствуя, как под моей ладонью мышцы постепенно расслабляются, а болезненная дрожь отходит на второй план.

Мне хотелось закинуть ее на руки на свои плечи, но я боялся спугнуть Мышку — она могла взорваться от любого лишнего движения и зарядить мне коленкой по стратегически важному месту. А я, может, еще сына хочу в будущем.

Внезапно становится как-то мокро.

Чувствую, как вода заливает сначала волосы, а потом холодные капли стекают под воротник на спину.

Отстраняюсь от Марты, смотрю на ее руки и замечаю ту самую недопитую бутылку воды, которая теперь практически пустая.

Она мне отвечала, черт возьми. А в итоге я оказался виноватым и облитым.

— И как это понимать? — задаю вопрос и отбираю у нее пластик, чтобы она мне остатки в лицо не отправила. Едва успеваю подняться на ноги, минуя воинственный настрой Мышки на пощечины, и она отбивает ладонь о мое бедро.

Еще бы чуточку правее…

— Как нога? — усмехаюсь в ответ на ее презрительное молчание и острый взгляд, который вполне может погнуть прочный лист какого-нибудь металла.

Мышка хлопает ресницами, а потом смотрит на свою небрежно закатанную штанину, нагибаясь после и рассматривая ногу.

Что она там хочет увидеть? Мои отпечатки?

— Она бы и без твоей помощи прошла.

Это, надо понимать, вместо «спасибо».

— Считай, что я ускорил процесс, — пожимаю плечами, перевожу взгляд на Варьку. Она все еще катается по кругу на своем любимом лебеде и, по-моему, ничего вокруг не замечает, сосредоточившись на детском безобидном аттракционе.

— Я просила больше никогда меня не трогать, а ты воспользовался тем, что мне было больно, — Мышка хмурит брови, выкатывая мне претензию, а я и впрямь начинаю чувствовать себя насильником.

У нее глаза загнанной косули, губы немного распухли от нашего долгого поцелуя. Марта поправляет джинсы и оглядывается по сторонам, словно я настолько слетел с катушек, что могу наброситься на нее прямо посреди парка, где гуляют мамочки с колясками и повсюду бегают любопытные дети. Очень мне интересно, откуда в ее голове взялась эта абсурдная дрянь.

— Ты в какой деревне жила, сестренка? Привыкла к тому, что мужики проходят мимо и не пытаются помочь попавшей в беду девушке? Мне что, перешагнуть через тебя надо было, чтобы ты не злилась после? Так вот я не готов потом от кошмаров мучиться. Брось, ничего криминального не случилось.

— Тебе не надо было меня целовать! — Мышка резко подрывается со скамейки, но после ее приступа это был очень опрометчивый шаг. Нога, видимо, сразу начинает ныть, так что она опускается обратно и пару раз проводит рукой от щиколотки до колена.

Спустя шесть или семь таких поглаживаний она больше не хмурится, расслабляет губы, которые до этого были поджаты и представляли собой тонкую линию.

— Это было что-то вроде искусственного дыхания. Ты ведь не стала бы наезжать на человека, который прикасался к твоим губам своими в медицинских целях?

— Нет… — выдает тихо и отворачивается от меня, начиная наблюдать за Варей.

Лебеди перестают «летать», я иду забирать дочку из этой пластиковой коробки, вытащив ее на руках из кабинки. Не спешу ставить ее на асфальт, позволяю Варе перебирать мои мокрые волосы и улыбаюсь от вида ее смешно зажмуренных глаз, когда я нарочно трясу головой и мелкие капли попадают ей на лицо.