Дома от моей довольной улыбки почему-то никому не весело. Ну и пошли они!

В комнате убираю всю экипировку. Выкидываю из шкафа на кровать домашние шорты и футболку. В дверь деликатно стучат. Без каких-либо мыслей иду открывать.

– Ой, извини, – мачеха Маша отворачивается.

Парня в трусах никогда не видела, что ли? На мне из одежды только темно-синие низко посаженные боксеры с широкой белой резинкой. Но не голый же.

– Кит, там твой папа приехал пораньше. Я на стол накрыла. Спускайся к ужину, – говорит она, все же повернувшись ко мне и глядя в глаза.

– Этим обычно занимается прислуга, хотя… – хмыкаю. – Вы, по сути, тоже обслуживающий персонал. Только для чужих детей. Вам не привыкать. Одним чужим мальчиком больше, одним меньше. Почему не выбрали отца-одиночку кого-то из своих подопечных? Наверняка, воспитать такого под себя было бы легче. Или у тех отцов недостаточно денег?

– Кит, – она так добро улыбается, что становится приторно до тошноты, – я не пытаюсь тебя воспитывать. И не стремлюсь влезть в кошелек твоего отца. Когда мы познакомились, я и не знала ничего о нем. Я влюбилась в мужчину, понимаешь? Но ты имеешь право злиться. Если мы будем чаще общаться, я буду лучше тебя узнавать, мы вполне сможем спокойно существовать на одной территории. Спускайся на ужин. И не забудь про штаны.

Ее волнение выдает только чересчур ровная, сейчас удаляющаяся от меня, спина и быстрые, короткие шаги. В остальном мой удар она выдержала. Но я же только начал.

Штаны все же надеваю. Беру с собой телефон, чтобы вызвать такси для рыжей номер один. Адрес мне она уже скинула. Спускаюсь в столовую. Тут воняет дешевой жирной едой, зато есть Лада.

Сводная, увидев меня, недовольно засопела и уткнулась в свою тарелку.

Кивнув отцу, сажусь на свое место. Мачеха Маша ставит передо мной ужин.

– Приятного аппетита, – снова улыбается женщина.

– Что это за дрянь? – не скрывая пренебрежения, смотрю в свою тарелку.

– Котлеты с картофельным пюре. Я приготовила, – лицо мачехи все же выдает обиду на мою реакцию.

Отец, скрипнув зубами, хочет что-то сказать. Открывает рот, а я беру тарелку со своим ужином в ладони и, глядя в глаза Маше, переворачиваю ее. Все содержимое с чавкающим звуком падает на пол.

– Кит, твою мать! Что ты делаешь?! – взрывается отец.

– Наша кухня превратилась в дешевую столовую, – скривившись, с грохотом отодвигаю стул, перешагиваю кучку из пюре и котлет, от которых, видимо, и воняло жареным жиром. – Спасибо. Я поел, – иду к выходу, а за моей спиной раздается тихое рычание отца и всхлип его женщины.

– Не смей вот так уходить! – свирепствует «любимый» папочка. Понимает, что слушать его никто не собирается. Я лишь скептически приподнимаю бровь, оглянувшись на него. – Ко мне в кабинет. Сейчас! – Он снова сжимает челюсть. – Нам надо поговорить.

У меня раздается телефонный звонок.

Очень своевременно!

– Извини, не могу, – показываю ему вибрирующую трубу. – Ко мне пришла гостья. Еще остался шанс спасти этот вечер.

Лада

Не могу уснуть. Просто не могу и всё! Перед глазами так и стоит наша стычка в ванной родителей. Ее дополняют мамины слезы в столовой. Кит свалил и не увидел, что достиг своей цели. Довел ее до слёз.

Именно в этот момент до меня дошло страшное. Отчиму жаловаться бесполезно, даже если бы я хотела. Чудовище не подчиняется ему, не слушает его. И тот странный взгляд утром – единственное, что заставляет меня верить в его человеческое. Оно там есть. Каким-то случайным образом прорвалось наружу. И утром, когда Кит подвозил меня до универа, он не казался мне жестоким.

Наверное, я себя уговариваю, чтобы не бояться его.