Раздражает до чесотки под кожей, выводит из себя, но в то же время… я давно не испытывала таких острых эмоций. Наверное, с момента смерти папы. Наши пикировки с мажором внесли в мою жизнь определённый смысл что ли, дали мне цель, дали мне стимул показать ему, что человек за рулём не имеет пола, если он профессионал и болеет тем, что делает. Живёт этим. А я этим живу, гонки дают мне испытывать адреналиновый подъём, кайф, когда всё находится на пределе – нервы, терпение, внимательность. Когда скорость – это то, что делает тебя по-настоящему счастливой, вне зависимости от того, парень ты или девушка.

Всегда сталкивалась с предрассудками, что девушка на гонке – это беда, но доказала всем и каждому, кто меня принижал, что сто́ю десятерых таких, как они. И дальше будет также. Никто не посмеет сказать, что я хуже, потому что другого пола. Никто.

Поэтому мне и пришлось стать такой, какая я есть сейчас – жёсткой, непримиримой и знающей себе цену, той, кто даст отпор любому, кто посмеет сомневаться в том, что Кира сможет. И на треке я стала Кирюхой – для своих, для тех, кто меня давно знает и в курсе, на что я способна.

Завершив второй поворот, съезжаю на обочину и торможу.

– Ну как, до тебя дошло хоть что-то? – поворачиваюсь к мажору.

– Возможно, – скалится в своей неподражаемой мажорской ухмылке. – Давай ещё разок?

– Второй раз уже платный, – бурчу, смотря в зеркало заднего вида.

Сегодня тут как-то совсем подозрительно безлюдно. Но будний день, понятно, что у всех работа и дела, и только мы с мажором наматываем километры, пытаясь достичь взаимопонимания.

– Я готов заплатить, – наклоняется ближе. – Натурой.

– Ты всё никак не успокоишься, – раздражённо произношу. – Лучше отрабатывай то, что сейчас узнал. Больше пользы.

– Не сомневайся, я усвоил урок, – ухмыльнувшись, тянется ко мне рукой и заправляет прядь волос за ухо. – Ты невероятная…

– Потрясающая, не такая, как все, уникальная, – перебиваю его. – Знаю. Только эти подкаты на меня давно не действуют.

Отклоняю голову, показывая, что мне не нужны все эти слова и жесты. Хотя, признаюсь, что сейчас сердце ускорило ритм, и кончики пальцев начало покалывать. Но это же Жаров, он спит и видит, как бы затащить меня в постель, но я никогда на это не соглашусь.

– Боюсь спросить, что подействует, – хрипло произносит и убирает руку, а я одёргиваю себя, чтобы не поддаться его обаянию.

“Очнись, дура!” – мысленно даю себе оплеуху. Пара дней, и всё закончится. Ты больше не увидишь поблизости этого наглого самоуверенного типа. А если переспишь с ним, это будет его победа.

Это мгновенно отрезвляет мой поплывший мозг.

– Ничего, – холодным тоном произношу. – Я показываю, ты впитываешь, и расходимся.

– Как скажешь, Колючка, – соглашается и отворачивается к окну. – На сегодня хватит, поехали в гараж.

Выруливаю на выезд с автодрома, но что-то внутри царапает. Не знаю, что, но глядя на отвернувшегося мажора, я почему-то вспоминаю Артёма. У меня есть друг, а у Жарова? Почему-то мне кажется, что он отталкивает тех, к кому начинает привязываться. Что в тебе не так, мажор?

До нашего с Артёмом гаража, где стоит машина Жарова, едем молча. Он непривычно тих, без своих колкостей и пошлых шуток, сидит, уставившись в окно на проносящиеся мимо картинки городской суеты.

И мне не по себе. Не знаю, от чего больше – от того, что мне непривычно видеть его таким или от того, что мне не хватает этих пикировок между нами. Неуютно как-то. И странно.

Припарковавшись у гаража, поворачиваюсь в его сторону, но он словно и не заметил, что мы уже приехали.

– Не знаю, о чём ты задумался, но мы уже приехали, – прерываю молчание.