– Говори, мама, – сказал ей, усевшись на мою бывшую кровать, которая мне столько лет служила верой и правдой.

– Милый, – отозвалась она. – Я была не права. Прости меня, сынок. Не уходи так больше.

  После этих слов мне стало особенно паршиво. Вот же я скот! Ну мало ли что в голове у матери, это её жизнь. А я уже большой мальчик, чтобы разрулить все и пожелать ей счастья и семьи, которой мой блудный отец мать лишил.

– Иди сюда. – Потянул её за руку, усадив рядом с собой на продавленный матрас. Как бы скромно мы ни жили, но мы были здесь счастливы. – Ну, давай. Кайся.

– Вот балбес! – Опять я словил по башке в сердцах. – Я же серьёзно переживала. Даже снотворное не помогало толком.

– Ну, хорошо, – сказал я ей. – Я серьёзен, как будто фоткаюсь на паспорт. Рассказывай.

– Ярик, – погладила она меня по плечу после подзатыльника. Нет, такая мать одна на свете – и только у меня! – Я не права была. Но съехать нам придётся.

– Это я уже понял, ма. Но почему заранее такие вещи ты со мной не обсуждаешь? Я ведь взрослый и понял бы тебя. Объясни ты все по порядку. Зачем все делать… Словно исподтишка.

– Да нет же! – воскликнула она и уронила слезу себе на колени. – Я все никак не приму, что ты уже у меня большой. Прости ты меня, кошелку старую! Всё никак не приму, что тебе уже давно не двенадцать, и все за тебя решать я больше не могу.

– Так, – строго сказал я и обнял её. – Где тут кошелки ещё? Ну-ка гоните их отсюда! А ты, мамочка, красавица, каких поискать.

– Сын, – смущённо заулыбалась она. – Скажешь тоже…

– Как есть, так и говорю, – сказал я маме абсолютно серьёзно. – Ты у меня красавица!

– Подлиза, – проворчала она, пока румянец удовольствия проступал на её щеках. Женщина – она всегда и везде женщина.

– Ну, почему ты мне ничего не сказала заранее, ма? – перешёл я к теме разговора. – Ну, кто же так делает? Это несерьёзно.

Мама помялась какое-то время, потом ответила:

– Я не сказала сразу, потому что была уверена, что ты меня поймёшь.

– И что я должен был понять? – скептически изогнул я бровь.

  При всем моем уважении к маме, но пути женской логики неисповедимы…

– Что для твоей мамы в сорок лет такой мужчина – большое счастье и подарок судьбы. Думаешь, мне очень нравилось жить, не нужной никому? Вся жизнь была возложена к твоим ногам, сын. Я не виню тебя, не подумай плохого, но факт остаётся фактом. Я твоё счастье всегда ставила выше своего. Мне показалось, что этот мужчина способен помочь по жизни не только мне, но и тебе.

– И в этом твоя ошибка, – ответил я ей. – Я уже большой, чтобы мне была необходима помощь постороннего мне мужчины. Ма-а-ам.

  Я снова взял её за плечи и развернул к себе, чтобы видеть её глаза, чтобы донести.

– Я тоже мужчина. Принимать помощь от другого… Ну такое себе, пойми. Это как признание, что я сам вроде как ничего вообще не могу и ничего не стою. Дай мне пройти этот путь самому. Пусть это будут даже ошибки – это будут МОИ ошибки, и ничьи больше.

– Я понимаю, – ответила она и смахнула слезинку с ресниц.

– Если бы ты сказала, что собираешься замуж, ну разве я бы тебе запретил? Это ведь твоя жизнь. Если этот мужчина тебе нравится, то какое право имею я вставать между вами? Но я с твоим мужем жить не хочу и не обязан. Так же, как и принимать от него помощь сирым и убогим вроде меня.

– Не говори так о себе, Ярик, – сказала мама.

– Ну, как выглядит – так и говорю, – пожал я плечами. – Предупреди ты меня заранее, мы бы нашли способ подготовиться к расселению. Я бы снял себе квартиру, ну или комнату в общежитии, на худой конец, а не вкладывался бы в детали для машины, нашей с Алом.