«Население живет в норах, оснащенных мощным интернетом, контролируемым Управлением Единственно Правильного Мышления, и работает в гигантских пещерах, которые иногда обваливаются, и, несмотря на то что плюкан еще много, правители устраивают временные мемориалы на месте провала, дают посмертно ордена и семьям разрешают рыть новые пещеры».

«Плюкане гордятся, что они единственные на планете (а других и нет) научились есть песок и пить нефть. Правители внимательно следят, чтобы население не подрывало здоровье и не использовало генно-модифицированные продукты».

«Верховным правителем, как это известно из фильма Данелии “Кин-дза-дза”, у них господин ПЖ. В старых типографиях так обозначали шрифт ПолуЖирный, то есть который тужится быть жирным. Важным. ПЖ может быть аббревиатурой слова ПоЖизненный, но предположить такую дикость на демократическом Плюке было бы поверхностным взглядом путешественника. О ПЖ ходят только легенды: что он летает, как птица киви, ныряет в песок, как рыба крот, и ловит там для народа светлячков, которые, впрочем, на Плюке не водятся.

О жизни ПЖ никто ничего не должен знать, только знать его».

«У местной знати огромные замки, уходящие в землю, с искусственным небом, луной и летучими мышами, которых они в пищу все-таки не употребляют, и огромные яхты. Поскольку моря нет, их возят на платформах по песку и любуются, у кого больше.

Во время этих парадов плюкане вылезают из нор, и им разрешено гордиться дорогими судами как своими».

«Под землей они настроили храмов для богов родов войск, отраслевых министерств, тайной и явной полиции (оцелопов) и грандиозную пустоту для бога, охраняющего администрацию ПЖ».

«На планете Плюк все чиновники обязаны воровать и брать взятки. Большие начальники воруют большие деньги, наполняют ими бассейны, где давно нет воды, и купаются в валюте.

Окружение ПЖ иногда ради смеха и примера вылавливает из этих денег укравших сверх принятого и забывших поделиться товарищей.

Лучше всего они клюют на портфель с колбасой».

«Как расшифровывается КЦ, я не знаю, но понял, что это необыкновенно дефицитное на Плюке вещество чести. Аборигены хотят добыть его или украсть у случайно попавших на планету пристойных землян с единственной целью – перепродать».

Иногда мы с Данелией беседовали о высоком и наблюдали его. Но футбольное испанское «классико» случалось нечасто, к тому же Николаич уже плохо видел, а я слышал не всё, и его это раздражало. Тем не менее говорил он тихо.

– Ты за кого будешь болеть?

– За «Реал», – отвечал я, зная, что он любит Месси. Это была ожидаемая жертва качества.

– Тогда я за «Барселону», – брал он фигуру.

Ему был нужен спарринг-партнер. До последнего дня.

Гия был отчаянный спорщик. Временами он впадал в оправдание своих бывших надежд на нереализованное социальное равенство в стране, где вырос, жил и где выкроил собственное поле, куда мы ходили дышать чистым воздухом обаяния и любви.

У него была привилегия очень крупного художника населять свои родины персонажами, которые становились близкими на всю нашу жизнь. Более близкими, чем многие собственные родственники. Потому что Бенжамена, Луку, Травкина из «33», Мимино и Хачикяна, Бузыкина с Варварой и соседом Василием Ивановичем – «хорошо сидим», двух инопланетных плутов Уэфа и Би с земным прорабом дядей Вовой и еще, и еще… мы выбрали сами в друзья или попутчики на дальнюю дорогу, а родственников, как говорит Собакин, судьба нам втюхивает весьма различного ассортимента. Там – свобода, здесь – приговор. Ну да, порой оправдательный.

«Не горюй!» – родина прошлого. «Кин-дза-дза» – будущего. А все, что было между ними (вольно пренебрегая хронологией), – родина настоящего.