Поэтому я не хочу, чтобы какой-то мужик жил здесь. Потому что рано или поздно и он начнет надо мной издеваться, так же как моя мать. Олег не встанет на мою сторону, а будет поддерживать ее. Как бы ужасно это ни звучало, но я не хочу, чтобы она была счастлива. Не заслужила.
Раздается стук в дверь, но я его игнорирую.
– Злата, открой, пожалуйста, – слышу голос Олега и начинаю еще больше злиться, – нам надо поговорить.
– Мне не надо.
Повисает тишина, и мне кажется, что Олег ушел, но он начинает говорить:
– Мы не хотели тебя расстроить. Я не обижу твою маму.
Ну вот опять! Почему все должны думать о ней, о ее чувствах и желаниях? Я не эгоистка, но с меня хватит. Надоело терпеть подобное отношение всю жизнь.
– Мне плевать, обидишь ты ее или нет.
Поднимаюсь с кровати, достаю из шкафа шорты, футболку и переодеваюсь. Не желаю находиться здесь еще хотя бы минуту. Хватаю рюкзак, с которым ездила в тур, запихиваю в него некоторые вещи и выхожу из комнаты. Сталкиваюсь с Олегом и, не обращая на него внимания, иду к выходу.
– Счастливо оставаться! – последнее, что я говорю, прежде чем захлопнуть за собой дверь.
Пока спускаюсь вниз и выхожу из подъезда, набираю номер Оли.
– Привет, суслик, – отвечает сонным голосом.
– Привет. Еще спишь? Можно я к тебе приду?
– Ну, давай, жду.
Хорошо, что Оля живет через пару домов от нас. Я и раньше часто сбегала к ней, когда мама устраивала скандалы или приводила домой мужиков. Так что такие мои побеги в порядке вещей. Вот только на этот раз настала точка невозврата.
Спустя пару минут я уже поднимаюсь на этаж Оли и звоню в дверь. Открыв, предстает передо мной в заспанном виде, с взъерошенными волосами и в милой розовой пижамке.
– Опять? – кивает на мой рюкзак.
– Да. Мне надо перекантоваться где-то пару дней. Можно – у тебя?
– Без проблем. Родителей до выходных не будет.
Захожу внутрь и бросаю рюкзак.
– Пошли чай пить, – зевает, – расскажешь, что случилось.
Регина
Говорят, что любовью, как и ветрянкой, лучше всего переболеть как можно раньше – в детстве: и последствия не такие плачевные, организм быстрее восстанавливается после «болезни», и шрамов практически не остается. А когда тебе двадцать семь и любовь всей твоей жизни – это смазливый бабник, сынок обеспеченных и влиятельных родителей, ко всему прочему, он младше тебя на три года, свои чувства переносить сложнее. Остаются не просто маленькие следы пережитого «недуга», а огромные кровоточащие раны, которые не зажили даже спустя несколько лет.
Кто сказал, что время лечит? Наглая ложь! Самообман и самовнушение. Ни черта оно не лечит. Время всего лишь медленно и болезненно старается затянуть порезы. Только как это сделать, когда при каждой попытке поглубже вдохнуть, попробовать начать дышать полной грудью, у тебя разъезжаются едва сросшиеся швы на сердце…
Можно, конечно, попытаться залечить раны, не замечать или делать вид, что их и вовсе не существует. Но когда-нибудь они дадут о себе знать.
«Когда-нибудь» случилось после двух лет относительного спокойствия.
Уже два дня я мучаюсь от безумной, поглотившей меня целиком боли. Душевной – не физической. Хотя чувствуется, будто внутри к сердцу прикладывают горящий факел… прижигают, заставляют терпеть и переносить это вновь и вновь. Обжигались горячим утюгом? Так вот ощущения те же, но в сто раз сильнее и продолжительнее. Боль вернулась и не отпускает. Как и два года назад, контролировать ее я не в состоянии. В голове намешано столько мыслей и эмоций, которые прячу всеми доступными средствами, что слова Лары о возможном взрыве уже не кажутся глупыми домыслами.