– О, Джонни! – громко восклицаю я. Какое облегчение: наконец-то вспомнила.

– Привет, Лора, я так и думал, что это ты. Сколько лет, сколько зим.

Мы тепло улыбаемся и слегка обнимаемся. Много лет назад, когда мы с Майклом затеяли в доме ремонт, Джонни был подрядчиком. Работал у нас несколько недель, а однажды явился часов в девять вечера. Из окна его пикапа выглядывала немецкая овчарка. Он объяснил, что хочет посмотреть на наружное освещение после наступления темноты, поэтому мы включили фонари и стояли на улице, пока мой сын играл с собакой, бросая ей палку. Я подозревала, что он неравнодушен ко мне, ночной визит казался странным. К тому же он часто задерживался чуть дольше, чем нужно, просто чтобы поболтать со мной. Теперь Джонни удивляется, как выросла Джорджия, и сообщает, что работает неподалеку. На мой вопрос о его делах качает головой и признается, что год был ужасный: он чуть не разбился на мотоцикле, а придя в себя, узнал, что у него рак легких. За этим последовали операция, лечение и тяжелое восстановление.

– Ужасный год, очень тебе сочувствую. У тебя здоровый вид, хоть ты и похудел – наверное, поэтому я не сразу тебя узнала. Но ты сильный. Не сомневаюсь, что скоро снова придешь в форму.

– Конечно, Лора, мне с каждым днем становится лучше и я набираюсь сил. Бог благосклонен, и я благодарен ему за это. Как ты? Как Майкл?

– У меня тоже был тяжелый год. Пытаюсь встать на ноги. Мы с Майклом разошлись, – тихо произношу, бросая взгляд на Джорджию, которая расcматривает салат-бар в метре от нас. В горле мгновенно встает ком. Знаю, что под его сострадающим взглядом могу расплакаться. Надо просто обняться на прощание и сказать, что мне пора.

– Ничего себе, я в шоке. Прости, даже не знаю, что сказать. Если когда-нибудь захочешь поговорить или понадобится поддержка, я неплохой слушатель.

Я благодарю его и даю свой номер телефона, предлагая как-нибудь созвониться. Джорджия уже тянет меня к витрине холодильника, и Джонни уходит.

Через четверть часа мы с Джорджией спешим на занятия по гимнастике, и вдруг – сообщение от Джонни: «Мне жаль, что так вышло с Майклом. Вы казались мне такой крепкой парой. Меньше всего ожидал подобного. Знаю, ты справишься, но сейчас тебе, должно быть, трудно».

Отвечаю, что мне и правда трудно. Слово за слово, и мы договариваемся выпить по стаканчику в ближайшее воскресенье, после того как я отвезу Джорджию в лагерь с ночевкой.

В субботу мы с Джорджией возвращаемся от моих родителей – перед отъездом она подробно проинструктировала их, что ей прислать. Теперь дочка спрашивает, можем ли поужинать вместе: она, я и папа.

Такая простая просьба. Ужасно злюсь на себя, что не могу ее выполнить, и на Майкла, который поставил нас в такое положение.

– Мне очень жаль, милая. Мы с папой пока не можем это сделать. Мы очень обижены друг на друга. Нам нужно время, чтобы успокоиться и продолжить жить. Мы очень стараемся простить друг друга, но придется чуточку подождать.

– Кто виноват, что вы злитесь друг на друга? – спрашивает она.

– Оба, – отвечаю. Неприятно брать на себя ответственность за ситуацию, но хочется, чтобы у нее были здоровые отношения с нами обоими, и ради этого я готова скрывать правду. – Я всегда говорила, что танго танцуют двое, помнишь? В отношениях не бывает виноват кто-то один. В ответе всегда оба.

– Понятно, – бормочет она так тихо, что разбивает мне сердце.

– Обещать, что мы с папой останемся вместе, я не могу. Но обещаю: когда-нибудь все непременно наладится. Я всегда буду твоей мамой, а папа всегда будет твоим папой, и мы всегда будем любить тебя, Дейзи и Хадсона больше всех на свете. Это никогда не изменится, и неважно, живем мы вместе или порознь.